— Ну и как оно там, в вашей Москве? С погодой?
— Температура двадцать три градуса. Атмосферное давление в пределах нормы. Ветер юго-восточный, силой до пяти метров в секунду. Еще вопросы имеются, Агриппина Ивановна?
— Имеются. Что стряслось-то? То ни слуху ни духу, то на тебе! Заявилась, красавица! Что за шлея тебе под хвост попала?
Карловна аккуратно закуривает из своего портсигарчика, даренного еще Викентьевной. Объясняет невозмутимо, как первоклашке:
— Речь идет не о моем хвосте, а о моем контракте, Агриппина Ивановна.
— Что еще за контракт такой?
— Мой. Контракт не имеет срока окончательности. Как компаньонка я имею обязательность находиться в полном распоряжении некоей госпожи Туманской, исполнять все ее поручения, сопровождать ее во всех ее поездках и предприятиях, а также не покидать ее при любых форс-мажорных обстоятельствах.
— Чего ж покинула, а?
— Я имела личные форс-мажорные обстоятельства.
— Форсы? Мажоры? Все, что было, то уплыло! Какая она вам госпожа Туманская? У нас дело в суде! Мы разводимся!
— Пока бракоразводительная процедура не состоялась, она Туманская. И я имею свой долг…
— Это он тебя послал?
— Кто?
— Да придурок этот главный.
— Если вы имеете в виду господина Туманского, то это мое личное решение. Симона же я не видела уже более суток. Он ведет себя неадекватно. Заперся на даче и никого не принимает. Я бы хотела знать, где Лиз? И как долго мне ее дожидаться?
— Ну мало ли дел у кандидата. Это ж тебе не хухры-мухры. Мы с нею ночей не спим… Работаем! Ладно, черт с тобой… пойдем, я тебя хоть чаем напою.
— Один момент…
Элга открывает багажник и вытаскивает здоровенный неподъемный чемодан и картонку с вещами.
Гаша охает:
— Господи… Да ты что — жить к нам приехала?
Элга неожиданно морщится, роняет вещи, закрывает лицо ладонями и плачет навзрыд.
Агриппина Ивановна совершенно потрясена — она и не представляла, что железная Карловна умеет плакать!
— У меня произошел большой конфликт с моим Кузьмой Михайловичем. Это долго объяснять, но он… он… как это? Послал меня… Так грубо… Но у меня имеется мой долг! Да! И моя Лиз! Да!!
А я трясусь себе в междугородном старом автобусе курсом на Тверь. У поворота на лесную дорогу с запретительным «кирпичом» он останавливается. И выбрасывает меня, всю в джинсе, сапожках для верховой езды, в «жокейке». За плечом рюкзачок с сухариками и сахарком для кобылки.
Я выкуриваю сигаретку, в сомнениях.
Господи, сколько же тут езжено-хожено!
До летней резиденции Туманских тут рукой подать.
Ну и на кой мне все это?
По новой?
Ну а куда денешься?
«Доброжелатель» все-таки…
Минут через сорок я по лесной дороге подхожу к запертым воротам резиденции и звоню в звонок на проходной. Дверь открывается, и выползает зевающий молодой охранник. Расплывается в ухмылке:
— Вот-те на! Лизавета Юрьевна! Ну, не ждали, не ждали…
— Я еще имею право пройти на территорию? Да ты не боись, Витек, и репу не чеши! Я только на конюшню… К Аллилуйе!
Потрепав его по плечу, я шмыгаю через проходную. И еще слышу, как он тарабанит по рации:
— Столовка? Это ты, Цой? Сам обедает? Нет?
И просекаю — Сим-Сим где-то здесь.
Потом я иду в конюшне по проходу, заглядывая в пустые стойла. За спиной скрипит под шагами просыпанный овес. Это конюх, заслуженный алкаш Зыбин, тащит на себе седло. Хотя спец он — от Бога! Самого на ипподроме выпускать можно! Таращится на меня очумело.
— Здорово, Зыбин! А где моя Аллилуйя? Да и Султана нету.
— Так это… тово… На проминочке они… Там… На проминочке… — бормочет он невнятно.
— Ну как она тут? Сокровище мое?
— Да все как положено… Жрет, когда надо… Дрыхнет, когда положено… Подковы ей тут поменяли… Роскошные подковы…
— Ну, спасибо…
Чмокнув его в щетинистую щеку, я выбегаю из конюшни. До верховой аллеи тут рукой подать. Там липы вековые, песочек на дорожках, самое то…
Я почти сразу вижу Сим-Сима, то есть его зеленый камзол, он его в Германии покупал. Естественно, с бриджами, сапогами и классным стеком-хлыстом.
Я иду неспешно.
Туманский топчется у дерева рядом с арабом Султаном, жеребцом в лимон баксов, выигранным Сим-Симом в казино в Эмиратах, чем-то похожим на красавчика актера Омара Шерифа, с фиолетовыми глазищами и розовыми ноздрями. Сим-Сим подтягивает подпругу. Султан шалит — поддувает пузо, не давая ее закрепить.
— Не хулигань, Султанчик, не хулигань, — ласково приговаривает мой супруг.
Или все-таки нет?
— Ну здравствуй, Сим-Сим, — небрежно говорю я в его спину.
— Ты?!
Он смотрит не просто растерянно — испуганно…
И я отмечаю, что прекрасный его фейс мощно оплыл за то время, что я его не видела, волосы неряшливо нестрижены и торчат седыми космами из-под жокейки.
А прозрачно-синие глаза в прожилках слезятся, как от насморка.
Но главное, что до меня доходит — это не он!
«Доброжелатель» Туманский тут же бы начал выпендриваться: «Ну что? Дошло, кто тебе больше всего и всегда нужен, Лизавета Юрьевна?»
Но я бормочу еще по инерции заготовленное:
— Вот… Кажется, положено поблагодарить вас, господин Туманский… За заботы обо мне… За деньги… За все, что прислали…
— Что — прислал? Кто? Какие деньги?! Ты как сюда попала? Кто тебя впустил?!