— Она как с цепи сорвалась! Говорила, что ей казалось, будто закон должен защищать невинных жертв и не причинять им еще больше горя и страданий. Ну, я пробовал успокоить ее… ты же знаешь, я говорил… «не я пишу законы!» Казалось, что в ее глазах я был основным виновником и отдувался за все наше правосудие. Я спросил ее, отчего она так волнуется и переживает, а она ответила что-то там о лицемерии пуританской морали, и что эта мораль и есть самая безнравственная вещь на свете… что-то в этом роде. Она сказала, что любую девушку можно окончательно погубить, если к тому, что она стала жертвой преступления, добавится еще и то, что она станет жертвой закона.
— А потом она возвращалась к этой теме?
— Нет.
— А она не спрашивала, не знаешь ли ты каких-нибудь акушеров или гинекологов?
— Нет, — задумчиво произнес Клинг. — Из того, что я понял…
— Он снова задумался. — Значит, вы думаете, что Эйлин Гленнон изнасиловали?
— Да. Это наше предположение, — сказал Мейер. — И по всей вероятности это произошло, когда ее мать лежала в больнице.
— И вы думаете, что Клэр обо всем этом знала… знала об этой беременности… и договорилась об аборте для нее?
— Да. Мы в этом уверены, Берт, — сказал Карелла и замолчал.
— Она даже заплатила за него.
Клинг кивнул.
— Я думаю… проверить ее банковский счет для нас труда не составит.
— Мы вчера уже проверили. Первого октября она сняла со счета пятьсот долларов.
— Понятно. Ну, тогда… тогда мне кажется… ну, значит… ваша правда.
Карелла кивнул.
— Мне очень жаль, Берт.
— Но, вы знаете, если она и поступила так, то только потому, что девочка была изнасилована. Я хотел сказать… она… она бы никогда в другом случае не пошла бы против закона. Вы же понимаете это, ведь так?
Карелла снова кивнул.
— На ее месте, возможно, я поступил бы так же, — сказал он. Он не знал, сказал он правду или солгал, но он все равно произнес эти слова.
— Она ведь только хотела защитить девочку, — сказал Клинг. — Если… если посмотреть на эту ситуацию другими глазами то… она… она фактически пыталась спасти жизнь девочки, а в уголовном праве так и сказано — «для спасения жизни…»
— Но в то же время этим она покрывала от наказания того парня, который изнасиловал Эйлин, — сказал Мейер. — Ему что, это так и сойдет с рук, Стив? С какой стати этот подонок должен спать спокойно…
— А может быть, он вовсе не спит спокойно, — сказал Карелла.
— Может быть, поэтому он и принял свои меры, чтобы спать спокойно. И начал он, возможно, с того, что позаботился о том человеке, кто мог что-то знать об изнасиловании, но сам лично не был причастен к нему.
— Что ты имеешь в виду?
— Я хочу сказать, что Эйлин и ее мать не посмели бы рассказать об этом изнасиловании из-за боязни, что потом может натворить этот Гленнон-младший. Но насчет Клэр Таунсенд у него не было подобной уверенности. И он тогда мог последовать за ней в тот магазин и…
— А ее мать знает, кто насильник? — спросил Клинг.
— Да, мы думаем, что знает.
Клинг сдержанно кивнул. В его глазах и голосе не было ничего особенного, когда он сказал:
— Ничего. Мне она скажет.
Его слова прозвучали как обещание.
Этот человек жил этажом выше прямо над квартирой Гленнонов.
Клинг вышел от миссис Гленнон и стал подниматься по ступенькам. Миссис Гленнон осталась в дверях и следила за Клингом, прижав ладонь ко рту. Трудно было сказать, о чем она думала в тот момент. Может быть, она думала, почему это некоторым людям так не везет в жизни.
Клинг постучал в дверь квартиры 4А и стал ждать.
Изнутри квартиры раздался голос: «Одну минуточку!»
Клинг ждал.
Дверь приоткрылась, брякнула и натянулась цепочка. Из щели выглянуло мужское лицо.
— Да? — сказал мужчина.
— Полиция, — равнодушно объявил Клинг. Он раскрыл свой бумажник и показал мужчине полицейский жетон.
— В чем дело?
— Вы — Арнольд Холстед.
— Ну, да.
— Откройте дверь, мистер Холстед.
— Что? А в чем дело? Зачем…?
— Откройте дверь, пока я не вышиб ее! — громко приказал Клинг.
— Хорошо, хорошо, минуточку. — Холстед завозился с цепочкой. Как только он снял ее, Клинг толчком распахнул дверь и вошел в квартиру.
— Вы одни дома, мистер Холстед?
— Да.
— Насколько мне известно, у вас есть жена и трое детей, мистер Холстед. Это так?
В голосе Клинга звучала явная угроза, и Холстед, маленький щуплый человечек в темных брюках и майке, инстинктивно попятился назад.
— Д… да, — сказал он. — Это правда.
— Где они?
— Дети сейчас… в школе.
— А где ваша жена?
— Она на работе.
— А что же вы, мистер Холстед? Отчего вы не на работе?
— Я… я… временно безработный.
— И как долго вы уже «временно безработный»? — В голосе Клинга слышались острые язвительные нотки. Он отрезал слова как острым кинжалом.
— С… с… с этого лета.
— А если поточнее?
— С августа.
— А чем вы занимались в сентябре, мистер Холстед?
- Я… я…
— Помимо того, что изнасиловали Эйлин Гленнон?
— Ш-ш… что? — Звук голоса Холстеда, казалось, потерялся где-то в его горле. Его лицо вытянулось и побелело. Он сделал еще один шаг назад, но Клинг шагнул вперед и подступил к нему еще ближе.
— Наденьте рубашку. Вы идете со мной.
— Я… я… я… ничего не сделал. Вы ошибаетесь.