Леди чародейка

Слезы жгли мне глаза – Сандра все время была рядом! А я даже не могла коснуться сестры, обнять ее – она все время ускользала от меня в беспрестанном танце.

Слова Сандры, сказанные мне напоследок, еще долго звучали в моей голове – когда я поднималась по лестнице, когда сделала свой первый шаг в Городе Колдуньи.

«Убей Ламьель. Останови музыку. Освободи нас».

Глава сорок вторая. Единственный шанс

Вот она – обитель Ламьель, ярус, принадлежащий только ей и ее верным слугам. Лаэс просила меня оставить кинжал еще на прошлом этаже, на жутком балу мертвецов, но я попросила ее довериться мне. Я не хотела просто бросать клинок там, даже скрытый туманными чарами. Знала, что места не найду себе от беспокойства – ведь это не просто кинжал, а сердце Дайаны.

Я подошла к стене замка, слегка ее коснулась. Вновь почувствовала слабый пульс под ладонью и еле уловимое движение, словно стены размеренно дышали, и сказала, стараясь придать своему голосу твердость:

– Я знаю, что ты слышишь меня, Исполин. Я прошу прощения за то, что ранила тебя, но… я могу помочь тебе – если ты мне поможешь. Если ты хочешь, чтобы я тебя освободила, спрячь кинжал – так, чтобы колдунья не смогла ни найти его, ни почувствовать.

– Беатрис, что ты делаешь? – пораженно воскликнула Лаэс за моей спиной.

Я сделала ей знак не мешать, совершенно позабыв о непроницаемой повязке на глазах – как и о духах, которые были ее глазами.

Ничего не происходило. Я решила, что Исполин не услышал меня, но каменная стена вдруг распахнулась как пасть голодного зверя. Я знала, что Исполин не уничтожит кинжал – он должен слышать голоса тех, кто находится в его нутре, а значит, знает, что клинок из сердца Хрустальной принцессы – его единственная надежда освободиться от оков Ламьель и от ее проклятия.

Не колеблясь, я вложила рубиновый кинжал в зев в стене, и он тут же захлопнулся. По стенам прокатилась дрожь – магия Истинного Дара, заключенная в кинжале, причиняла Исполину нешуточную боль.

Помедлив, я направилась вперед. Лаэс, идущая за мной, так и не высказала своего отношения к моему решению отдать кинжал Исполину, и я пришла к выводу, что она мысленно все же с ним согласилась.

Меня окружало почти то же роскошное великолепие, что и в Городе Порока – но без излишнего пафоса и изобилия драгоценностей. Мы проходили узкие коридоры с развешанными по стенам изящными канделябрами, запертые комнаты и целые залы с диванчиками, в которых так и хотелось утонуть, с резными столиками и книгами в дорогом переплете в огромных, до пола, шкафах. Иногда в стенах виднелись прорехи – что-то вроде окон без стекла. Я видела длинный балкон, усаженный прекрасными цветами, растущими прямо из камня. Ясно, что тут не обошлось без магии – цветы просто никак не могли вырасти здесь, без света, на балконе замка, который окружал бесконечный туман.

Какое-то движение привлекло мое внимание. Я пригляделась, и увидела девочку лет десяти, которая подрезала листочки у цветов на балконе. Я приблизилась к ней, совершенно позабыв о том, что она, живая, не сможет увидеть меня, скрытую чарами.

– Говорят, Ламьель нравятся цветы, – тихо сказала за моей спиной Лаэс. Очевидно, она тоже видела юную садовницу – глазами духов. – Ее слугам приходится ухаживать за цветами, чтобы не навлечь на себя гнев госпожи. Выходить на балкон, каждый день рискуя собственной жизнью только лишь ради того, чтобы Ламьель было приятно находиться в своей обители.

Я взглянула за спину девочки, на плотную пелену тумана. Выходить туда, на балкон, и впрямь невероятно опасно. Этот туман... он всегда голоден. В любой момент он может утащить тебя и поглотить. Как тогда, с Алистером, когда щупальце едва не утащило его в бесконечность Туманных земель.

– Надо ее предупредить! Сказать, чтобы бежала!

– Скажем, – спокойно отозвалась Лаэс. – Но не сейчас. Я не могу рассеять окружающие нас чары, и ты не можешь. Но ты поможешь и ей, и своей сестре, и сотне других людей…

– Когда убью Ламьель, знаю, – бросила я, неохотно отводя взгляд от юной садовницы. Лаэс права. Сейчас я ничем не могла ей помочь.

Злость закипала в крови. Злость, которая была мне сейчас так необходима.

Сколько же жизней исковеркала Ламьель, сколько судеб разрушила? Взрослые, дети – ей все едино. Как в каком-то безумном каледоскопе, перед глазами замелькали кадры: женщина с глазами-изумрудами, сирена, лишенная голоса и вынужденная заманивать людей в Пустоту, проклятый художник, Алистер, Дайана…

Я не сразу осознала, что ускорила шаг, что ногти впились в ладони, а зубы сжались до легкой боли. И только потеплевший кулон на шее привел меня в чувство.

Игра началась.

– Она зовет меня, – хрипло сказала я. – Зовет Нейю.

Девушка с повязкой на глазах вынула из кармана крохотный – с пол-мизинца – пузырек с темно-зеленой жидкостью.