Ларе-и-т`аэ

Виллет, прежняя королева, так и не смогла разлюбить Тэйрмонта. Она все поняла — попробуй тут не понять, когда и без слов измена на лице написана! — и ничего не смогла с собой поделать. Она любила его — талантливого, лживого, двоедушного, безмерно слабого, любила таким, каков он есть, не обольщаясь и не обманываясь. Все-таки шестьдесят лет одним воздухом дышать — даром такое не проходит. Знай она Тэйрмонта хоть чуть похуже, это могло бы помочь. Ведь если бы она не его любила, а того, кем он прежде был... не его, не его — образ, мечтание свое об этом человеке! — он был бы свободен умереть. Нет, Виллет любила его, а не мечту с его лицом — и Тэйрмонт продолжал жить. Дряхлый, согбенный, изуродованный заслуженно мерзкой старостью почти до неузнаваемости, он не мог умереть. Как он молил Виллет о смерти — в ногах валялся, воем выл! Как упрашивал разлюбить, забыть, отпустить... как руки заламывал, как драл седые свои старческие космы! И опять-таки винить в его бессмертии некого — ведь не Виллет же! А если кто полагает иначе, тот либо дурак, либо мерзавец. Виллет изо всех сил пыталась себя переломить... нет, ну а вы попробуйте силком разлюбить кого-то ради его же блага! Это все равно, что льдом согреть, а огнем заморозить. Под конец Виллет и впрямь до края дошла, если решила умереть по своей воле, совсем как человек. У людей даже слово для такого дела есть. У них это называется... «самоубийство», точно. А у эльфов и понятия подобного нет, а уж чтобы над собой это учинить... даже Акеритэн, заклятие мгновенной смерти, в подобной ситуации не работает. У Акеритэн собственная защита есть. Оно может разве что в плену от пыток избавить, и только. Мало ли какой дурень чего захочет, а то и по ошибке смертное слово произнесет — так и что же, умирать ему? Нет, слово смерти ничем не могло помочь Виллет — а как это сделать иным способом, она не знала, вот и отправилась в зачумленный Эттарм. Глупо, конечно. Навряд ли эльфийской королевы, да вдобавок еще и целительницы, чума могла бы коснуться... хотя — в таком расположении духа... пожалуй. Пожалуй, все же могло и сработать. Вот только нужды в том не возникло.

Тэйрмонт и сам, бывало, говаривал, что сердце тогда всего податливей на новую любовь, когда не совсем еще от прежней остыло. Себе в оправдание, понятное дело, говорил — а что еще сказать тому, кто с тремя разом любовь крутит, а еще четверых про запас придерживает? Однако сказал он, похоже, правду. Именно там, в чумном квартале Тейге, столицы Эттарма, Виллет и удалось сделать то, что не давалось ей долгие годы.