Ларе-и-т`аэ

Лерметт аж дыхание затаил. Сказать, что земля, на которой находится Арамейль и его университет, в полном смысле этого слова принадлежит Найлиссу — само уже по себе заявление сильное. А брякнуть, что Найлисс его еще и кормит... Да, за подобными словами должно неминуемо последовать нечто весьма и весьма необычное. Лерметт так и замер, предвкушая продолжение.

— И чего ваше величество ожидает от магов Арамейля? — нахмурился Илмерран.

— Ну, как же! — Иргитер был непритворно удивлен несообразительностью гнома. — Должна ведь и от магов польза быть. Выставить их всех вдоль реки, сколько их есть — их ведь много там... — Лерметт был готов поклясться, что с губ риэрнского венценосца едва не сорвалось «дармоедов». — И пускай покажут, на что способны. Если, скажем, огненную стену воздвигнуть... — Тон Иргитера был таким деловитым, что поневоле оторопь брала. — И пускай себе лезут, коли сгореть охота.

Тишина в зале совета воцарилась мертвая. Все-таки тяжелая это работа — быть королем, и привычки она воспитывает необычные. Например, привычку сдерживаться во что бы то ни стало. Никто и слова не проронил. Один только Эттрейг — что поделать, темперамент эттармского оборотня укротить не так-то легко — чуть скосил глаза, чтобы взглянуть с брезгливым интересом на человека, способного не только помыслить, но еще и вслух предложить такое: подвергнуть мучительной смерти в огне тысячи тысяч людей только за то, что они умирают с голоду. Лерметт и сам с подобным отродясь не сталкивался, но подкатившую к горлу дурноту удержать сумел.

— Я запомню, — очень тихо и очень веско промолвил Аннехара.

Да... а ведь никто Иргитера за язык, что называется, не тянул. Сам нарвался, причем исключительно по собственной тупости. Он не просто отказывается воспринимать степняка Аннехару как равного себе — нет, Иргитер и вообще не видит в нем человека, не то бы поостерегся. Но Аннехара для него не более чем неодушевленный предмет. Мы ведь позволяем себе обсуждать в присутствии стола, какой скатертью его покрыть к празднику... а может, лучше порубить это старье на дрова? Позволяем — и не предполагаем при этом, что стол может и обидеться. Столу ведь не то, что обижаться — ему и понимать-то нашу речь не полагается.

— Подобное предложение, — медленно произнесла госпожа Мерани Алмеррайде, — я не собираюсь даже обсуждать.

Лицо ее побледнело, и старческий румянец небольшими пятнами проступил на ее щеках особенно отчетливо. До сих пор даже промельк седины не делал эту властную женщину старой с виду — а теперь Лерметт не только понял, но и ощутил, что она очень стара. Но — странное дело — даже под грузом прожитых лет, явившим себя столь внезапно, она не выглядела ни дряхлой, ни тем более ветхой. Наоборот, именно теперь она показалась Лерметту особенно величественной.

— Тем более что оно все равно неисполнимо, — встрял неугомонный Алани, отрываясь от своего пергамента, — так что и обсуждать нечего.

На лице госпожи ректора проступило нечто, безошибочно внятное любому, а уж тем более Алани: «А тебе, студент, никто слова не давал!» Что да, то да — когда короли говорят, писцы, как правило, помалкивают. Однако всеобщий удивленный взгляд Алани встретил бестрепетно.

— Это еще почему? — вскинулся Иргитер.

— Как бы объяснить, чтобы получилось понятно... — Алани на миг приопустил ресницы, будто в задумчивости, но Лерметт готов был поклясться, что раздумье его напускное. На самом деле Алани великолепно знает, что именно собирается сейчас сказать. Чтобы студент Арамейля — и вдруг не знал! Тамошние выученики за словом в карман не лезут... а те, кто лезет, кто шарит по карманам, кошелькам и прочим загашникам в поисках нужных слов, может быть кем угодно, только не студентом Арамейля.

На лице Мерани Алмеррайде помимо воли проступил тот хищный интерес, с которым любой прирожденный преподаватель внимает словам своего питомца, даже и самым незначительным.

— Вот вы, ваше величество, сильный человек, не так ли? — с деланным простодушием осведомился Алани.

Иргитер горделиво приосанился. Короли и на сей раз смолчали — хотя по губам Эвелля, сидевшего напротив Сейгдена, скользнула легкая тень улыбки.

— И вам бы не составило труда убить детеныша леопарда? — скорее утвердительно, нежели вопросительно произнес паж.

— За хвост — и об стенку, — небрежно отмахнулся Иргитер.

Эттрейг поморщился.

— Но со взрослым леопардом управиться уже не так легко — даже и вам, — вполне дружелюбно продолжил Алани.

Иргитер кивнул, чуть помедлив: отрицать очевидное ему не хотелось, признавать — тоже.

— А теперь представьте себе, ваше величество, что вокруг, сколько глаз хватает, от горизонта до горизонта — одни сплошные леопарды, — заключил Алани. — Скольких вы успеете порубить своим мечом? Двоих? Пятерых? Ладно, пусть даже десяток — но ведь остальные никуда не денутся.

Иргитер подавленно молчал. Видимо, несмотря на явную скудость воображения, он сумел-таки себе представить безбрежное море леопардов — живое, враждебное, исполненное убийственной мощи.