Бывают же такие насквозь несчастливые дня, когда все валится из рук, все ожидания оказываются обманутыми и все замыслы разбиваются вдребезги, словно чаша в руках пропойцы. Неважно, чего Лерметт ждал от нынешнего заседания совета и на что надеялся, все пошло вверх дном почти с самого начала. То ли накопившаяся усталость сыграла дурную шутку, то ли дала себя знать злая безнадежность — да сколько же можно добиваться единогласия? Не успели хотя бы в одном прийти к общему мнению, а тут нате пожалуйста, новые претензии — пока их разгребешь, даже у Орвье борода вырастет во всю грудь, а плешь во всю голову... ну, а те, кто постарше, будут наблюдать за ходом переговоров из величественных гробниц — потому что вновь явиться на этот треклятый совет, теперь уже в качестве призраков... нет уж, увольте! Может, загробная жизнь человека и умудряет — но мудрости этой только на то и хватит, чтобы избегать жуткую дипломатическую оргию любой ценой.
Неважно, усталость или отчаяние привело королей к пределу их выдержки — важно, что предел этот рухнул с треском. Начал представление, разумеется, Иргитер, но и остальные не заставили себя долго упрашивать. Для разминки Иргитер ни с того ни с сего напустился на Адейну и ее принцессу, да вдобавок позволил себе некрасивые намеки на внешность Шеррин: дескать, одна слава, что адейнская роза, а на деле такую пакость и осел жрать не станет. Эннеари каким-то чудом сумел сдержаться и ни единым словечком не упомянуть крыс — впрочем, и того, что он наговорил в ответ, хватило с лихвой. Иргитер едва не полез на него с кулаками, но стол переговоров — слишком массивная штука, чтобы перепрыгнуть ее вот так, запросто — к тому же Арьена поддержал Эвелль, заметив меланхолично, что никому не позволит задирать своих ближайших соседей. Взбешенный Иргитер поинтересовался, с какой это стати всякое весло каторжное тут разоряется — пусть лучше в парус завернется и сидит молчком. Эвелль потребовал разъяснений: почему весло вдруг именно каторжное? Разъяснения он получил, причем такого свойства, что Аккарф и Орвье незамедлительно полезли в миротворцы. Обруганы были оба: Аккарф — тупым богодуем, а Орвье — безмозглым щенком. Склока разгоралась, как лесной пожар в сухую погоду. В ход шли любые обиды — не просто старые, а и вовсе пришедшие по причине ветхости в полное безобразие. Сейгден — что значит опыт! — сумел хладнокровно пропустить мимо ушей намеки на специфический запах сыра и даже заявление: мол, если-де суланский сыр отсюда сам не укатится, его можно запросто выпинать вон. Зато не сумел сдержаться Эттрейг и был обозван зубастой тварью — и плевать, слышат ли это волки Эттарма или же на них на всех напала поголовная глухота. Эттрейг ослепительно улыбнулся с оттяжкой губы кверху над клыками и объявил, что по крайней мере один волк Эттарма здесь присутствует и слышит все, а также, будучи зубастой тварью, всегда готов загрызть посильное число участников Совета — может быть, даже и всех, причем удерживает его отнюдь не милосердие, а здравый смысл: даже будучи загрызенными, присутствующие здесь короли умнее не станут, да и дипломатический протокол кусания одних участников переговоров другими, к сожалению, не предусматривает.
— В наше время волки королей не едят! — только и сумел брякнуть в ответ ошарашенный Иргитер.
— А кто вам сказал, что это время — ваше? — взревел Эттрейг. — Вы его что, купили?
И так далее.
Лерметту оставалось только выжидать. Вмешаться на этой стадии склоки означало лишь подлить масла в огонь. Если бы Иргитер ругался со всеми, а все — с Иргитером, что-нибудь еще можно было бы поделать. Но уж после того, как Орвье предложил кое-кому из присутствующих умерить свои аппетиты, а то и вовсе положить зубы на полку, а Эттрейг отнес эту рекомендацию на свой счет, прекратить свару прежде, чем все ее участники не изойдут на крик, сделалось невозможным. Одно счастье, что Илмерран, вопреки обыкновению, отсутствовал: даже подумать жутко, во что бы вылилась попытка обозвать гнома занудой и запихать под стол! Темперамента гномам не занимать — физической силы, между прочим, тоже. Турниры, доспехи... это все, конечно, хорошо, но уж если дойдет до рукопашной, Илмерран никому здесь не уступит.
Аннехара до поры молчал — но когда по губам его скользнула... нет, не то, чтобы улыбка — тень улыбки... вот тогда Лерметт понял, что пора вмешаться. Покуда короли остервенело ругаются между собой, словно барышники с перекупщиками в конном ряду, это всего лишь противно и глупо, но не опасно: все они друг другу свои. Но вот если степной аргин, вчерашний заклятый враг, скажет хоть словечко...