Ларе-и-т`аэ

Для Лерметта разговор был одновременно легким и трудным — легким, как полет, и трудным, как могучее усилие крыла, подымающее тело в полет. Все дело в том, что Лерметт никогда прежде не влюблялся и тем более не любил — не называть же этим словом мимолетную радость юного тела при виде красивой женщины... а на большее у наследного принца, бессменного посла Найлисса в степи, молодого короля и почетного доктора наук просто не хватало времени. Видимо, тем и отличается любовь от всего, что с нею только схоже, что никогда не спрашивает, есть ли у тебя для нее время, а просто приходит, когда ей вздумается. Только одно и можно сказать в ее оправдание — она не обрушилась на Лерметта, словно снег на голову. Нет, это сам он обрушился в нее — словно из седла на полном скаку рухнул в высокие травы, громадные, выше человеческого роста, и бредет теперь очертя голову, бредет, не видя солнца над головой, а только угадывая его, бредет без дороги, раздвигая травы руками и не зная, никогда не зная, которая травинка сломится от его прикосновения, а которая и сама взрежет его ладонь до крови. Искренность любви настолько же превыше обычной, насколько сама эта обычная искренность превыше правды. В ее высоких травах нет и не может быть торной дороги — здесь все и всегда бывает только в первый раз. Даже если со стороны и кажется, что он не первый, а сотый — так и что же? Это самый первый сотый раз, и другого такого не будет — потому что сто первый раз будет совсем иным, ведь он тоже случится впервые.

— Значит, любовь с первого взгляда все-таки бывает? — Илери сидела на ветке легко, словно белка, готовая в любую минуту прянуть вверх по стволу.

— А по-моему, другой и вообще не бывает, — убежденно ответил Лерметт. — Я вот тебя полюбил с первого взгляда.

— Возле Рассветной Башни? — недоверчиво спросила Илери.

Лерметт помотал головой.

— В Мозаичных Покоях, — ответил он.

— А говоришь — с первого, — наморщила нос Илери.

— Конечно, с первого, — очень серьезно ответил Лерметт. — Всех остальных просто не было. Если смотришь и не видишь — разве это взгляд?

В ответ Илери прижалась к нему чуть теснее — но от этого «чуть» на Лерметт накатила неистовая нежность, от которой ему сделалось так больно, словно он рухнул обнаженным сердцем в заросли осоки. Если бы не эта боль, он сумел бы смолчать — но она жаждала переплавиться в слова... какими бы эти слова ни были.

— Понимаешь, — дивясь сам себе (я ли это говорю?! ), произнес он, — раньше я только одно и видел — что ты красивая. Ничего больше. Этого ведь не довольно, правда? А тогда я увидел, что ты... — он примолк на одно мучительное биение сердца и закончил едва ли не с отчаянием, —... смешная.

Две, а то и три жизни прокатились сквозь него за время этого единственного толчка крови — но ни в первой, ни во второй, ни даже в третьей другого слова Лерметт не нашел. Он ждал в ответ обиды — но у любимых и любящих совсем другие поводы для ссор и примирений. Они понимают сказанные вслух слова совсем по-другому. Правильно понимают.

— Конечно, смешная, — подтвердила сияющая Илери и прильнула щекой к его плечу. — А до первого взгляда любовь бывает?

— Это... эльфийская загадка такая? — растерялся Лерметт. Лицо Илери касалось его плеча. Нежность, иная, нежели мгновение тому назад, дунула на него, словно на одуванчик, и он разлетелся от этого дуновения во все стороны, и мысли его разлетелись невесомыми пушинками — где уж тут сосредоточиться и ответить!

— Наверное, — согласилась Илери. — Знаешь... я тебя в первый раз когда увидела — совсем не в Найлиссе... издали... когда ты из Долины уезжал.

Лерметт представил себе, как он выглядел на Мышке верхом — даже если смотреть издали! — и покраснел, как паж, вывернувший на себя от излишнего усердия целый кувшин вина вместо того, чтобы поставить его на стол.

— Я только твою спину и видела, — очень тихо сказала Илери. — Ты не обернулся. Так и уехал. Арьен мне много потом про тебя рассказывал... и не только Арьен... знаешь, когда я увидела тебя под Рассветной Башней... это было — ну вот как если я долгим усилием воли звала тебя обернуться, весь этот год звала... и ты оглянулся.

Лерметт попытался сглотнуть — и не смог.

— Страшно даже и подумать, — внезапно изменившимся голосом добавила, помолчав, Илери, — ведь мы могли так никогда и не встретиться.

— Никогда — замечательное слово, — усмехнулся Лерметт. — Увесистое, как глупость всех дураков этого мира.

Илери коротко засмеялась и подняла лицо к небу. Лерметту показалось, что от этого простого движения полный осенних звезд небосклон колыхнулся, словно склонясь к ней навстречу.

— Ты прав, — с облегчением сказала она. — Мы просто не могли не встретиться.

Лерметту показалось, что его рука, обнимающая Илери за плечи, ровным счетом ничего не весит.