И Лара — Калед — Эццелин — ушли,Надгробий им равно не возвели!Где вождь скончался, там и паж угас,За нею зря являлись много раз;Сломило горе гордый прежде дух,Был тихим плач — а чаще взор был сух;Но верила она, что Лара здесь,И все попытки прочь её увестьОдно лишь бешенство будили в ней:Тигрица, потерявшая детей!Коль все ушли — томиться здесь вольна,К виденьям обращается она.Печаль не устаёт их рисоватьИ в жалобах с мольбою к ним взывать.Она сидит под липой, где леглоВ колени ей холодное чело;И память возвращает ей назадПоследнее пожатье — слово — взгляд.И срезанный когда-то чёрный жгутСвоих кудрей — прикладывает тутК земле она, как будто вновь и вновьБесплотному унять пытаясь кровь.То речь за них двоих ведёт одна,То вскакивает в ужасе онаИ вся дрожит: почудился ей вдругЕго гонитель, некий злобный дух.Она зовёт вождя скорей бежать —И наземь опускается опять;Закроет лик истаявшей рукой,Иль чертит знаки на земле порой…Близ Лары, наконец, она легла —Явила верность, тайну унесла.Перевод Марины Золотаревской.