Хамфри слушал, а сам думал, что тоже не блеснул сообразительностью — на какую тупость способен человек? Все факты показывали, что леди Эшбрук не могла жить так, как она жила. То же относилось и к ее внуку. У него были долги, но небольшие, очень небольшие. Его товарищи, офицеры вроде Дугласа Гимсона, были состоятельными людьми, и Лоузби вел ту же жизнь, что и они. Но одного его жалованья хватить на это не могло.
Объяснение загадки все еще не было полным, и постепенно всплывали все новые подробности. Хамфри выслушал его в уже относительно упорядоченной форме, и, возможно, поэтому оно показалось ему гораздо более стройным и очевидным, чем могло представиться на первых этапах. Источники дохода леди Эшбрук были теперь точно определены. Совсем незначительные дивиденды. Годовая рента в тысячу пятьсот фунтов. Пенсия по старости. Среди знатных и богатых кое-кто не снисходил до того, чтобы получать пенсию, но таких набралось бы мало. И леди Эшбрук к ним не принадлежала. Больше никаких доходов, с которых она платила бы налог, не было. Этих установленных Флэмсоном и его коллегами доходов примерно хватало на оплату коммунальных налогов и сборов, на отопление и освещение и, может быть, на жалованье Марии, приходящей прислуге, которая получала пятнадцать фунтов в неделю. Счета на электричество и прочее она оплачивала чеками на банк Куттса, как и свой крохотный подоходный налог.
А дальше что? Ела и пила она очень умеренно, но и это чего-то стоило. Она по-прежнему покупала дорогую одежду, и для женщины ее возраста довольно часто. Раз в неделю к ней домой приходил дорогой парикмахер. При всей своей скупости она, по-видимому, не ограничивала себя в том, что привыкла считать необходимым с дней своей молодости. Такие счета оплачивались наличными, и свое жалованье Мария получала тоже наличными.
Откуда брались эти деньги? Время от времени она снимала деньги со счета в банке, но всегда очень понемногу. Определить, сколько она тратила на себя в год, было трудно, но, во всяком случае, не менее двух тысяч фунтов, а вероятно, и гораздо больше. Кроме того, судя по некоторым данным — пока еще довольно неопределенным,— она дарила порядочные суммы внуку.
Несколько недель им не удавалось найти ответ. Они занялись ее старыми знакомыми. Многие из них были богаты и могли бы ей помогать. Если не деньгами, то придумав для нее сложный способ избежать уплаты подоходного налога — эксперты Скотленд-Ярда, специализировавшиеся на финансовых уловках, уже занялись этим. Нигде ничего. Затем — успех. Могло показаться, что его принесла слепая удача или внезапное озарение. На самом же деле он увенчал неустанную работу машины. Они проверяли всех людей, каким-либо образом соприкасавшихся с ней. В ее предпоследнем завещании был с благодарностью упомянут Десмонд О'Брайен и дан его уолл- стритовский адрес. Кто это? Узнать не составило никакого труда. Это был известный нью-йоркский юрист, глава респектабельной фирмы, выделявшейся среди других почтенных фирм только тем, что все ее совладельцы были католиками. Он умер почти восьмидесяти лет в 1974 году.
Он был не просто преуспевающим юристом, но и влиятельной фигурой в кулуарах демократической партии. В течение многих лет он оставался одним из руководителей партийной машины штата Нью-Джерси и доверенным лицом президентов. Его характеризовали как совершенно беспощадного политика. Но в частной жизни он, наоборот, пользовался репутацией доброго и глубоко порядочного человека. Он был холостяком, благочестивым, искренне верующим католиком. Ему принадлежала знаменитая коллекция керамики. Поскольку он был католиком ирландского происхождения и поддерживал хорошие отношения с английскими политическими деятелями, Белый дом во время войны использовал его для деликатных поручений в Лондоне и Дублине.
Эшбруки тогда жили в Вашингтоне, куда снова вернулись при втором правительстве Черчилля. Как всем там было известно, с Десмондом О'Брайеном их связывала тесная дружба. Он вел аскетическую жизнь, если не считать некоторого пристрастия к виски, но любил бывать на людях в обществе красивых женщин. Возможно, что он, кроме того, питал безобидную слабость к аристократическим титулам. После смерти лорда Эшбрука он сохранил близость с леди Эшбрук — вполне невинную, как утверждали люда искушенные, хотя для нее это было бы чем-то совершенно новым, а люди неискушенные обсуждали, не кончится ли все это браком. О'Брайен писал ей письма, звонил через океан и, пока еще мог путешествовать, навещал ее в Лондоне.