Лакировка

Хамфри был невольно тронут. У девочки романтичное сердце. Но жаль, что она не удержалась от эффектной концовки.

Когда Хамфри во второй раз пришел в участок, его снова провели в кабинет по убийству, но Фрэнка Брайерса там не оказалось. Приглашение исходило не от него. Ве­роятно, подумал Хамфри, этот молодой человек, Шинглер, решил завести новое зна­комство, предположительно полезное. Он, несомненно, знает, что в прошлую пятницу они с Брайерсом долго разговаривали с глазу на глаз. А может быть, и кое-что слышал об их прежних отношениях.

Хотя Брайерс отсутствовал, в кабинете по убийству собралось человек десять его сотрудников. Несколько оперативников — сержанты уголовной полиции, совершенно неизвестные Хамфри. Он тут же начал путать лица и забывать фамилии. Две моло­дые женщины — их чины он не расслышал — своей здоровой, энергичной миловид­ностью напомнили ему тех спортивных девушек, с которыми он скакал за лисицей в дни своей юности.

Вопрос, из-за которого — или под предлогом которого — Шинглер пригласил Хамфри, оказался несколько загадочным, но незначительным. Содействие в расследо­вании им оказывал молодой человек, который сам предложил свои услуги. Тот самый «глупый мальчишка», про которого упомянул Брайерс. «Он старается быть полез­ным», — сказал тогда Брайерс.

— Тут шеф не прав,— многозначительно заметил Шинглер вскоре после того, как они изложили Хамфри все факты.— Парень просто набивает себе цену. Надеется по­пасть в газеты.

Речь шла о почтальоне, который разносил газеты на площади и по прилегающим улицам. Он заявил, что утром в воскресенье после убийства, в обычное время, около восьми, сунул газету леди Эшбрук — она выписывала всего одну газету - в ее ящик. И вроде бы внутри дома слышался какой-то глухой стук. Он бы, конечно, об этом и не вспомнил, да только он узнал, что старую даму убили. А Мария, прислуга, по воскресеньям туда не приходила. Ну, он и подумал, что надо бы сообщить об этом полиции. «Может, пригодится».

— И пригодилось бы,— сказал Шинглер,— если бы он действительно что-нибудь слышал. Выпендривается дурак, и больше ничего.

Почтальон не знал и ему не сказали, что, по сведениям полиции, леди Эшбрук была убита не утром в воскресенье, а вечером в субботу. Шинглер, ответственный за осмотр места преступления, был безапелляционен даже больше обычного. Они увере­ны, что в воскресенье утром в доме никого не было. Совершенно невозможно предста­вить себе, что после ухода убийцы в доме прятался кто-то другой, принимая все меры, чтобы не оставить ни единого отпечатка, ни единого следа, ни единого свидетельства своего там пребывания. Причем не просто прятался, а еще и развлекался громким стуком.

— Сплошная ерунда. С какой стороны ни взглянуть.

— Может быть, духи разбуянились,— невозмутимо предположил Бейл.

Он почти все время молчал, но Хамфри скоро понял, что он здесь старший в чи­не. И теперь подумал, что, возможно, он говорит серьезно: почему бы полицейскому и не верить в сверхъестественное?

Они спросили, нет ли у Хамфри каких-нибудь предположений. Он знает этого почтальона? Хамфри ответил, что только в лицо. Очень старательный. Газеты всегда доставляются вовремя — по крайней мере в тех редких случаях, когда на Флит-стрит никто не бастует. Громкий полицейский хохот. Кто бы и где бы ни бастовал, симпа­тиями он у них не пользовался.

— А не мог ли этот мальчик спутать? — спросил Хамфри.— Может быть, он слы­шал стук не в тот день?

Например, в этот час в понедельник в доме уже были несколько человек — Ма­рия, он сам, полицейский сержант.

У них была такая мысль, сказали они. Но парень стоит на своем. Воскресенье, и все тут. Воскресные газеты столько весят, что это утро ни с каким другим не спу­таешь.

— А, ладно! — сказал Шинглер,—Это яйца выеденного не стоит. Нечего с ним больше возиться.

Бейл задумчиво кивнул.

— Видимо, парень ошибся,— сказал он с добродушной снисходительностью.— Другого объяснения нет.

Прозвучало это расхолаживающе скучно, но в дальнейшем никто ничего лучшего предложить не смог, хотя вопрос и всплыл снова.

Для Хамфри это утро пропало зря. Комната мало-помалу опустела, и он остался с тремя ближайшими помощниками Брайерса. Особого впечатления они на него не произвели. Держались они вежливо, с оттенком почтительной фамильярности. Его настойчиво поили неизбежным полицейским чаем.

Шинглер много умнее остальных двоих, решил он. И делает карьеру. Для такого вывода особой профессиональной проницательности не требовалось. На первый взгляд Бейл ему скорее понравился. Возможно, он прозаичен, скучен, излишне корректен — короче говоря, столп общества. Но без столпов обойтись нельзя, а он, во всяком слу­чае, не пустышка. Хамфри не удивился бы, узнав, что у Бейла вне служебных обязан­ностей есть какое-то свое увлечение и в нем он знаток.