Лагерь «Зеро»

Нари выруливает обратно на шоссе и уверенно вдавливает педаль в пол. Лагерь, «Белая Алиса», прототип – они отступают все дальше и дальше, когда она устремляется в бесконечное небо. Более огромное и пустое, чем она когда-либо себе представляла. Тающие невозделанные поля простираются по обе стороны дороги, кое-где на них попадаются ржавые остовы техники и расколотые строения ферм. Потом и они пропадают, уничтоженные временем и этим самым бескрайним небом.

Никакого движения вокруг. Никаких знаков. Только дорога, прямая и надежная, как проведенная линия.

* * *

Беззвучно опускается ночь. Нари крутит радио, чтобы не заснуть. Вещание плавает, то нарастая, то вновь превращаясь в статический шум. В окне мелькает черный снегоход, брошенный на обочине. Погоня? Нари прибавляет скорость, рокот двигателя смешивается с шумом радиопомех.

Вдалеке посреди дороги идут женщина и собака. Нари включает дальний свет. Она медленно приближается, видит Иву и Энни. Парка Ивы пропитана кровью, заткнутый за кожаный пояс нож блестит, как выпотрошенная рыба. Ива и собака поворачиваются к внедорожнику. Глаза Энни сверкают зеленым.

Вид Ивы возвращает память о Брадобрее. Нари пытается о нем не думать с тех пор, как покинула лагерь. Мысли о потере ее лишь замедлят. Но она вдруг вспоминает его лицо подо льдом, словно застывшее в вечной мольбе. Иве он был тоже небезразличен. Если Нари не остановится, Ива и собака замерзнут до смерти.

Нари опускает стекло.

– Залезайте.

Ива устраивается на пассажирском месте, Энни сворачивается у нее в ногах. Ива вся в крови: волосы, лицо, парка, – и она без всяких извинений вытирает руки о сиденье.

– Что с тобой случилось? – спрашивает Нари.

– Пришлось бросить снегоход, потому что снега больше нет. – Ива щурится, выглядывая наружу. – Планировала добраться автостопом до границы.

– Нет, я про кровь. Кого ты убила?

– О, никого. Это Энни постаралась. – Собака поднимает морду, услышав свое имя. – Ну, я тоже вроде как в конце немного помогла.

Ива оборачивается на заднее сиденье:

– А где Брадобрей?

Нари молча нажимает на газ, не сводя глаз с дороги. Она расскажет все Иве потом, когда будет время и место оплакать его подобающим образом. Сейчас надо двигаться.

– Ему пришлось остаться в лагере.

– Зачем? – спрашивает Ива. – Я думала, он с тобой уедет.

– Позже расскажу, обещаю.

Ива кивает и роется в карманах джинсов.

– Они же где-то тут были, – тянет она и хмурится, продолжая поиски.

Нари включает в салоне свет.

– Ага! – Ива вытаскивает пригоршню странных бесформенных комочков, протирает один носовым платком и подносит к свету. – Вырезала у клиентов лакомые кусочки.

На ее ладони лежит дюжина золотых зубов. Маленькие и безобидные, они уже не сверкают во рту у мужчин. Просто кусочки кости и минерала, слитые воедино.

Ива ссыпает их обратно в носовой платок.

– Скоро коллекцию ожидает пополнение. Я направляюсь в Плавучий город.

Нари бросает на Иву пристальный взгляд:

– В город? Зачем?

– Юдифь учила всегда доводить дело до конца, а одной из наших целей в лагере не оказалось.

– И она в Плавучем городе?

– Да. Бригадир говорил, что там живет гендир лагеря. Его зовут Дэмиен Митчелл. Знаешь такого?

– Я на него работала. Но тебе не добраться до него в одиночку. За ним прочно закрепилась слава отлично охраняемого затворника.

Голос Ивы остается решительным.

– Я должна защитить «Белую Алису».

– Предупреждаю: Дэмиан безжалостен. – Нари делает паузу. – Но я могу тебя к нему провести.

– Можешь?

– Да, он все еще считает, что я ничего не знаю. Только ты должна мне кое-что пообещать.

– Что именно?

– Не возвращайся на «Белую Алису» сразу. Побудь на юге, попробуй пожить собственной жизнью.

– Юдифь говорит, что «Белая Алиса» – моя семья…

– Какая мать воспитывает дочь, чтобы та во имя нее убивала?

Голос Ивы становится жестким:

– Ты не знаешь, через что мы прошли. На что пришлось пойти, чтобы выжить.

Словно издалека сквозь статический шум радио пробивается голос. Он жалобно поет любовную балладу, похожую одновременно и на молитву, и на просьбу о прощении. Она напоминает Нари те песни, что пела ее мать, заполняя тишину во время работы. Сейчас Нари как никогда нравится низкий голос певицы, манера тянуть слова, словно жирную землю за плугом. Прошло так много времени с тех пор, как Нари в последний раз слышала музыку, – она совсем забыла, как быстро песня может окунуть в яркое прошлое. Внезапно Нари переносится в детство, становится ребенком на крыльце домика и слышит, как поет мать, прополаскивая тряпку в ведре и отжимая пену. Мать смотрит на Нари и улыбается. Песня становится громче, голос взлетает к небесам.

Ива наклоняет голову, внимательно прислушиваясь:

– Кто это?

Нари называет имя певицы. Они молчат, салон автомобиля заполняет лишь музыка.

После, когда песня заканчивается, Ива продолжает молчать. Она вытирает глаза окровавленной рукой и принимается лихорадочно крутить ручку радио.

– Что ты делаешь? – спрашивает Нари.

– Пытаюсь снова найти песню, – отзывается Ива.

– Она закончилась, – мягко произносит Нари. – Но впереди нас ждет целый мир грустных любовных песен.