Лагерь

Седой вахтер лениво сфокусировался на госте. Он явился говорящим пятном. Старик деловито водрузил очки от дальнозоркости на лоб и раскрыл гроссбух, делящий рабочую поверхность с кроссвордами и лунным календарем заготовок. В сетке календаря последняя неделя сентября пестрела отметками «Огурцы», «Помидоры», «Кабачки». Наступающую неделю, октябрьскую, прикрыли расписанием автобусов. Последний автобус на Москву в 21. 30. Прибывает в мегаполис к полуночи. Вахтера интересовал иной пункт назначения. Село Соседнее, куда автобус ехал ровно сорок пять минут и откуда жители, словно с цепи сорвавшись, дрались за ограниченные вакансии уборщиков, охранников и поваров.

Заложив календарь засолок расписанием, сторож скрылся за цифрами и росписями учетной книги, а вынырнув, спросил строго:

— Вам назначено?

— Верно, на восемь утра.

— На восемь нет посетителей. Ближайший прием на одиннадцать. Вы Канарейкин?

— Быть не может, — замешкался гражданин и покопошился в кармане. — Моя фамилия Келлер.

— Келлер? — переспросил сторож, изучая разлинованный лист. — Ах, Келлер… А Вы, простите, по какому вопросу?

— Мне необходимо переговорить с директрисой, здесь содержится мой мальчик, мой сын…

Не успел вахтер ответить, с крученой лестницы, увитой вензелями, спустилась Наталья Петровна. Заведующая по воспитательной работе хищно улыбнулась и залебезила:

— Уважаемый Герберт Карлович! Для меня великая честь лицезреть вас. Вы — Человек с большой буквы! Нет, вы наш ангел. Ангел-хранитель. Я немедленно ознакомлю Вас с нашим, гхм…немаленьким, но очень уютным островком чуда, созданному исключительно с Вашей помощью. Вы устали с дороги? Чай? Кофе? Или предоставить Вам общество Анны Васильевны? Не стесняйтесь, располагайтесь и чувствуйте себя, как дома, кстати, Вы уже побывали в ученических классах? Позвольте проводить Вас…

Герберт Карлович одурел от трескотни.

— Наталья Петровна, — ласково сказал он, положив сухие кисти на полные плечи собеседницы. — Я почти сорок лет ежедневно слышал одно и то же «Чувствуйте себя, как дома». Меня вдохновляют теплые приемы, однако, скажу по секрету, оскорбляют неоправданно дорогие безделушки. Разве может простой смертный чувствовать себя, как дома среди шедевров мастеров? Разве что, если он снимает угол в Эрмитаже. — Герберт Карлович перехватил взгляд Натальи Петровны, распознающий приблизительную стоимость костюма и изъяснился: — Ох, это. Всегда мечтал издать указ об отмене дресс-кода на официальностях. По мне, куда душевнее посиделки в халатах и с чаем. Заседания и командировки рвут нервы, крадут старость и общение с сыном. Кстати, об Антоше. Как дела у моего мальчика?

— Анна Васильевна приберегла данную тему для личного обсуждения, — сказала Наталья Петровна и поманила Герберта Карловича наверх. Мужчина доверил шаги устойчивости трости и кое-как преодолел расстояние, смехотворное для здоровых суставов. Наталья Петровна пеклась о самочувствии Герберта Карловича, придерживая его под сухой локоть. На предпоследней ступени завуч не выдержала и показала напортачившему вахтеру кулак. Говорила Анне Васильевне, на охране не экономят. Так нет, заладила: «Людям надо дать хотя бы один шанс…» Тьфу. Понабирали деревню.

— Вы не переживайте, Герберт Карлович. Мы этого дармоеда на ресепшене сегодня же уволим и наймем квалифицированного сотрудника.

— Ни в коем разе, милейшая. Бдительность достойна поощрения, а не порицания.

— Как же? А если бы он Вас выгнал?

— Что ж тут криминального? — осведомился мужчина. — Я не президент Российской Федерации, чтобы примелькаться народу.

У приемной директора ждала Яна. Она кинулась с объятиями на Герберта Карловича, едва не свалив старика на пол и отстранилась, когда волна эмоций поутихла.

— Не оставите нас? — спросил Герберт Карлович у Натальи Петровны. Заведующая ушла с перекошенной физиономией. Яна усадила старого знакомого в глубокое кресло у батареи и присела на корточки рядом.

— Как Вы, дядя Герберт? Подвела вас… Разнежилась на эмоциях, теперь Наталья Петровна растрезвонит по секрету всему свету…

— Испокон веков завистники сплетничают о том, чего сами лишены, — сказал старик. — Я бы посплетничал на тему новых ног, но боюсь наскучить пенсионными заморочками, милая Яночка. Поведай-ка лучше, как поживает мама?

Яна помрачнела и осунулась.

— Плачет… Требует ухода и внимания. А что я? Что я дам здесь, если нужна там? А что я дам там, если потеряю постоянную зарплату здесь?

— Терапия помогает?

— Помогает, но что толку, когда матери предстоит операция с шестью нолями и длительный курс восстановления. Я продам дачу. Там место выгодное, соседи сплоченные, земля плодородная — выручили бы недостающие деньги. Мама все равно хотела отписать мне дом… Фактически, он мой…

— Спешка — вечный спутник неудач, — изрек Герберт Карлович и положил ладонь на макушку Яны. — Берегите недвижимость, милая. Оформим дарственную на несчастливую квартиру в новостройке. Вступишь в законные права и распорядишься метрами по своему усмотрению.

— Что Вы, Герберт Карлович? Это метры Марго, сугубо семейная вотчина.