— Ведь если я дотронусь до Лексея, он превратился в лужу? — с верой спрашивал Матвей. Антон флегматично кивал. — Слушай, я же не знаю точное время их встречи. Вдруг он придет под вечер? Вдруг я сотру его с лица земли раньше, чем он заявится к ней в дом, а? Вдруг я…
И тут его осенило.
— Вдруг Я займу место Лексея, — пробормотал он побелевшими губами.
Жаркая волна обдала с головы по кончиков околевших пальцев. Матвей уверенно сжал кулаки и, ни секунды не задерживаясь, дал себе команду «Полный вперед».
Теперь он точно понимал, как поступить.
Как по канату, натянутому между крыш, Матвей прокрадывался меж крестьянских дворов, коровников и конюшен. На задворках усадеб прозябали кучи сваленного елового лапника, беспорядочно раскиданного у пегих сугробов. Матвей провожал взглядом простаивающие под снегопадом настилы и прятал ноздри в ладонях — со дворов преследовало гадостное зловоние перегноя и жирных навозных лепешек. К горлу подкатывал горько-кислый комок и бутерброд, схваченный за утренним кофе.
Он заставлял себя продумать прозу, посвященную Малине, но борьба с буйствующим организмом разбурила воздушные замки. Едва Матвей подошел к озеру, покрытому ледяной коростой — тут же обмяк у мелкого берега и растер лицо рыхлым снегом. Скоро…Совсем скоро…
И вновь оптимизм подкосила по-настоящему поганая мысль. Он не способен поручиться за благополучный исход, потому что меняет одно из тысячи воспоминаний Малины. Как быть, когда откроется январский портал, и Малина провалится в прошлое? Воспоминание потечет по накатанной колее, и даже переписав сегодняшние события, он никак не предотвратит вереницу последовательностей в следующем, и следующем, и следующем циклах. Все моменты возобновятся в обычном порядке, и там опять промелькнет Лексей, и его отец, и их топор…Матвей вдавил белки в череп, и стиснул губы, чтобы не заорать во все горло.
Что же предпринять? Он не мог вот так просто развернуться и уйти — судьба посылала шанс, и шанс пролетал, как комета — ярко и красиво, но мимо, с обещанием вернуться.
Да, Магда забудет про Лексея лишь до январского цикла, а потом…Что потом? Трусливый страх сжал сердце. Не думай о послесловиях. Думай о прологах. Магда позабудет Лексея, и за месяц пообвыкнется, а что такое месяц? Месяц — это ого-го…За месяц накропает море воспоминаний — успевай записывать…
Прочь, мандраж! Встреча будет. Не случиться сотне великих открытий, кабы великие умы стушевались. Лишь бы свершилось…Матвей встал. Итак, что тут у нас?
Метрах в ста двое коренастых расхристанных мужиков перекатывали по снегу толстопузую бочку. Кто и откуда появились — дело десятое. Пусть не отвлекаются. Матвей приглушенно прочистил горло и тихонько свистнул — деревенские не повели ухом. Удача!
Он прошмыгнул мимо трудяг, и в два прыжка очутился на том самом дворе. Там, в 2016, он обходил его вдоль и поперек, пока ждал Малину и сейчас, ухнув на 140 лет назад, мгновенно узнал этот двор. Двор был катастрофически заброшен и беден. Крылечко, крытое шатким навесом на кривых костылях, провожало в избу без приступочков. По протоптанной борозде, Матвей подошел ближе и вскинул голову — над крышей валил седой дым. Хозяева дома? За печью глаз да глаз, не ровен час избу спалить. Дым уходил сизым столбом, но дом молчал изнутри. У крыльца рассыпались чужие великанские следы, вперемешку с мелкими, беспорядочными. Может, это ее следы?
Секунду погодя, из избы вывалился жилистый мужлан с обгорелой кочергой. Вцепившись в утварь, как в родную дочь, мужик навалился некрытым тулупом на хлипкое крылечко и завыл разрывным пьяным басом: — Эээээх, неррррряяяяяхааааа!
Тотчас выпорхнула босоногая девушка с толстой косой, разметанной по бедной пепельной сорочке. Крестьянка запуталась в сукне, одернула подол до пят, что-то шепнула пьянице…Так бы и убралась восвояси, если бы не характерный подзывающий кашель. Она запрокинула косу за узкие плечи, вбежала в избу, вылетела с наброшенной косынкой и…оголенными стопами. С трудом оторвала выпивалу от валкой подпорки и опять умчалась — провести выпивоху. А после стала на крыльце, как вкопанная.
Матвей украдкой улыбнулся и слегла поклонился кроткой красавице. Из-под топорной косынки глядели чистые голубые глаза.
— Тебе можно со мной разговаривать? — взволнованно уточнил парень. А ну как влупят по загривку да запустят кочергой в безграмотную башку! Он хватился лишь после пары освежающих глотков. Невидим и всесилен для существ цикла! И бравая удаль взяла верх.
— Меня зовут Матвей. Не бойся странной одежды, — затараторил он. — Ты скоро увидишь такую. То есть, нескоро, но увидишь. Ну, то есть для меня скоро, а для тебя…Господь милостивый! — вдохнул-выдохнул и наступил: — Ты Марья?
И хоть коленки тряслись, он пытался говорить уверенно и тянулся тонкой струной, рисуясь статным, хотя сердце ухало в ботинки. Матвей запутался в неповоротливых ногах, сделал крохотный шажочек к крылечку и чуть не свалился в сугроб.
— Хромой чтоль? — недоуменно протянула Малина. Ее непредвиденный вопрос застал врасплох. Парень воскликнул слегка уязвленно: