— Там ничего экстраординарного, — раздраженный искривлениями его расчетов, отрезал Антон. — Марго чаще всего звонила мне и Яне, они наматывали по три часа болтовни в сутки, а до этого тараторили по пять часов.
— Яне… — протянул Матвей.
— Да, Яне.
— И ты думаешь, она как-то причастна?
— Сначала я копал под препода Марго, потом под тебя, сейчас в разработке только Яна! Как это может быть непонятно?!
Матвей развел руками, словно стирая тучи несправедливой злости, вдруг обрушившейся на его противно соображающую голову и рассудил:
— Ну да, нельзя доверять человеку только потому, что вы спите.
— Ты-то доверяешь, — презрительно огрызнулся Антон.
— У нас с Магдой ничего не было…
Матвей опустил в пол глаза, сморенные бесконечной каруселью настроений. Он хотел прибавить, что Магдалине доверять проще, как бы она ни ставилась до его ухаживаний, но осекался. Просил же Магду потерпеть до цикла! А она…Ввязалась в нечистую история с Жанной! Хотя обещала продержаться ради него!
— Чем Магда тебя подкупила?
— Заклятие на воскрешение.
Матвей так устал от этой свистопляски, что принял его слова как должное. Заклятие так заклятие. Воскрешение — так воскрешение.
— Где можно покурить?
Антон небрежно указал на балкон и снова пошел за водой, а Матвей запер щеколду изнутри и, только сейчас, спустя пять часов, оставшись наедине с зябкой Москвой, вспомнил о безалаберных пасах. Сколько еще знает Таня? Он немыми пальцами набросал «Мы задержимся». Посмотрел на два нуля перед минутами и приписал «Прости меня».
Глава 32
Привет
Икарус задребезжал древними внутренностями, выпустил терпкие пары из-под дряхлых колес и вразвалочку укатился в снежную даль. Под бетонным козырьком растирал замерзшие пальцы Матвей. Он уже сто раз кряду перечитал народное творчество, облепившее промерзлые стены и почему-то запомнил, что Елена Ивановна с улицы Рябинковой продает козье молоко — сто рублей за кувшин. Матвей не знал, выгодно предложение или Елена Ивановна наживается на доверии заезжих — он знал точно одно. В случае, если из села с поэтическим названием «Погосты» автобус ходит два раза день — ему не отведать даже кружки молочка. Деньги спущены на проезд, и следующий рейс придется ехать зайцем.
Из-за черно-белой бумажной громады вышел явно недовольный Антон.
— Я прогулялся вдоль шоссе и спустился к лесу, там голяк, — сказал он, прореживая случайные объявления небрежными рывками. — Как продукты продавать — они тут как тут, а как с дорогой помочь…
— Спят еще, — резонно заметил Матвей, — восемь всего. Хорошо, если к обеду доберемся.
— В деревнях с шести утра работают, — возразил Антон и обвел поникшим взглядом ели, от прилизанной макушки до взъерошенной юбки, припорошенной снежной пудрой. Орнамент из беспорядочных переплетений натолкнул на внезапную мысль.
— Какая предыдущая остановка? — спросил он. Матвей с долей удивления ответил:
— Ты вторые сутки подряд меня пугаешь. Село Соседнее, конечно. А после него — наша Зеленая Поляна.
— Мы сошли после Соседнего, все правильно, мы обязаны быть в Зеленой Поляне!
Матвей скосил глаза в сторону облупившихся махров блекло— синей краски на выступе бетонного навеса и, немного сомневаясь в адекватности происходящего, перечитал.
Погосты.
— Может, вечерние и дневные маршруты скоростные, а этот тормозит у каждого столба? — предположил парень и, глубоко вздохнув, ослабил шерстяной шарф — вдруг напала дурманящая духота. — Надо было смотреть в оба.
— Все равно не припомню такой остановки, — упрямо наседал Антон. — Когда Геннадий вез меня в лагерь…
— Вы, наверное, заезжали с другой стороны.
— Нет, мы ехали именно по этому шоссе. Село Соседнее, а дальше Зеленая Поляна.
— Тогда как это объяснить? — Матвей выбросил руку назад, указывая на облупившиеся буквы и, обернувшись, замер. Бетонная глыба как сквозь землю провалилась. Подтаяли придорожные сугробы. В темных лужах размякал подплавленный весенним солнцем лед, и только ели кутались в богатые белоснежные шубы.
Не веря своим глазам, Матвей ступил в темную лужу, окаймленную бугорками свалявшегося снега, и осторожно поводил мыском кроссовка по талой мути.
— Какое сегодня число? — резко спросил он. Снег стремительно расползался в ручьях. Несколько секунд — и подошва влипла в свежую кашицу грязи.