Лагерь

— Тут жила моя старшая сестра. А когда отец зарывался в своих идиотских делах, я…Я был с Яной. — Он подумал, и безразлично договорил: — Полгода. Почти полгода отец не захаживал по месту прописки, а мне было скучно. Нет, он присылал Геннадия, и ровно в три после школы я забегал на положенные пятнадцать минут, чтобы отметиться и порадовать папочку. После конференций отец звонил по скайпу, разузнавал…То да сё. «Как дела, Антон? Хорошо? Ну, смотри, не скучай и веди себя примерно, скоро приеду с подарками». — Он прикрыл веки. — Яна не хотела приходить туда, где жил Герберт Карлович. Он ей безгранично доверял и его бы хватил инфаркт от новости, чем мы занимаемся в свободное время, но вот соседи могли растрепать… — Антон передал дымящуюся кружку и, отхлебнув свой кофе, улыбнулся одним уголком рта. — Знаешь, это чувство, когда ты возбужден до беспамятства, и оттягиваешь пик удовольствия, чтобы продлить яркие ощущения. Мы баловались этой лихорадкой, пока мозги не закипели от жара, а потом Яна натренировалась в лицемерии и…Ей надо было поступать в актерский. Не Марго.

— А как сестра? Она вас прикрывала?

— Она умерла, — Антон отвернулся к раковине, делая вид, что моет чашку. — Покончила с собой, — бросил он и прикрутил воду. — По заключению следствия.

— Меня пугает твоя искренность, — признался Матвей. Антон отряхнул мокрые ладони и сел напротив. Зеленые глаза встретились с карими.

— По официальному заключению, — упрямо повторил он. — Не по подлинному.

— Думаешь, кто-то помог?

— Да. И прямо сейчас ты об этом расскажешь.

«С Днем Рожденья тебя…С Днем Рожденья тебя!»

Счастливая полнощекая девушка, совсем молодая. Двадцать — двадцать два… Она заливисто хохотала и пела веселые строки. «Сегодня моему брату исполняется семнадцать! — она помахала объективу сорванной с подарка лентой. «Тебе еще так далеко до старушек-подружек». Камера развернулась на сто восемьдесят и, покачиваясь, приблизилась к дивану у мраморной стены. «Ба, клуб пенсионеров в сборе!» «Эй, ну, убери! Марго!» Рыжеволосая девушка схватила диванную подушку и закрыла ей лицо. Фокус настроился на короткую рыжую косичку. «А это Яна-несмеяна, когда тебе, Антошка, исполнится двадцать один, ты поймешь эту старую калошу…» За кадром переливался звонкий смех, и в объективе разбросанно мелькали отдельно выхваченные кадры праздника — зубцы разорванной упаковки в крохотные воздушные шарики, бежевый коврик со втоптанными следами, босые розовые пятки из фланелевых тапочек. Бдительный перископ следил за новостями на жидкокристаллическом экране.

«А вот и мучитель засветился… Присоединяйтесь, товарищ Мечников!» — воскликнул живой голосок, и на экране поплыла шумовая рябь.

«А, прорвемся, неудачи случаются, а планета крутится. Желаю тебе, братишка, крутить таких, как этот козел…Ну, а по правде…» Она присмирела и напустила на себя вид президента в новогоднюю ночь.