– Вы правы, время теперь дорого, – ответил он. – Позвольте разъяснить ситуацию: не вы отменили очную ставку, а свидетель не явилась. Вы бросили на ее поиски своих сотрудников, но найти не смогли. Это не случайность. Дело в том, что Ариадны Прокофьевны Клубковой не существует. Наверняка подтвердит адресный стол. Эта барышня любит громкие псевдонимы. Может представляться мадам Ленорман или Сарой Бернар. Фантазии ей не занимать. Вы получили протокол от несуществующего человека. Полностью фальшивый. Не только в суде его лучше никогда не показывать. Настоящее в нем почерк, которым подписано фальшивое имя.
Удар полковник выдержал. Только кулак сжал докрасна.
– Можете подтвердить ваши обвинения?
– В гостинице «Англия» четыре дня назад поселилась некая Прасковья Михайловна Ладо. Если сравнить росчерк в книге постояльцев с подписью под показаниями, сомнения исчезнут.
– Как вы сказали? – спросил Пирамидов, не желая верить своим ушам.
– Барышня показала портье настоящий паспорт, – ответил Ванзаров. – Она та самая неуловимая Ладо, что проходит во всех разыскных списках в числе десяти самых опасных революционеров-боевиков. Насколько помню, ее революционная кличка Ляля. Фотографии нет, ей удавалось избежать ареста. Хорошо образованна, решительная, дерзкая, с актерскими способностями. Дочь саратовского губернатора, кажется. Порвала с семьей, уйдя в революцию.
Полковнику показалось, что погоны стали спадать с плеч.
– Свидетель не явилась потому, что вы успели ее прикончить, – не сдавался он.
– Аргумент сильный, но ошибочный, – последовал ответ. – Ваши филеры вели меня несколько дней, вам точно известно, где я был и что делал. Даже если бы я узнал об этой фантастической повести, достойной страниц «Нивы», у меня не было ни одного шанса, чтобы прикончить Ладо. Кстати, какой адрес проживания она назвала?
Скрывать не имело смысла. Пирамидов назвал дом на Екатерининском канале. Против ожидания, Ванзаров не выразил торжества.
– Нехорошо, – проговорил он.
– Что такое?
– Эта квартира принадлежала господину Иртемьеву. После его смерти в октябре этого года она перешла его дочери, Адели Ионовне.
Пояснения не требовались: боевик Ляля-Ладо слишком много знает о жизни жены шефа. Значит, что-то готовит против самого Александра Ильича. Как об этом доложить? Полковнику показалось, что окружающий мир немного накренился и готов рухнуть.
Из приемной раздался шум, когда разом щелкают несколько пар сапог, дверь распахнулась, в кабинет ворвался Зволянский. Директор Департамента полиции походил на кипящий самовар, готовый взорваться. Ванзаров почтительно встал, отдал поклон. На него не обратили внимания. Сергей Эрастович подошел вплотную к столу.
– Полковник… Вы… Что… Себе… Позволяете? – говорил он, явно придерживая язык и припечатывая слова кулаком.
Поднявшись, Пирамидов одернул мундир.
– Позвольте, господин действительный статский советник…
– Не позволю, полковник. О вашем самоуправстве лично доложу князю Оболенскому и приложу все усилия, чтобы об этом узнали и ваш шеф, и министр Горемыкин. Уж поверьте…
Зволянский обернулся.
– Господин Ванзаров, жду подробный рапорт о том, что с вами тут вытворяли.
– Прошу простить, господин директор, в этом нет необходимости, – ответил чиновник сыска.
Его смерили суровым взглядом.
– Как это понимать?
– Господин полковник пригласил меня, чтобы обсудить поимку опасной преступницы Прасковьи Ладо. Она проходит по моим делам. Мы обменялись мнениями.
Сергей Эрастович мог сказать на этот счет много разного. Но сдержался. Раз одна беда так просто разрешилась, не время перебирать осколки. Стукнув еще разок по невинному столу, он вышел, приказав Ванзарову следовать за ним.
Ванзаров повернулся.
– Господин полковник, у нас остались вопросы, требующие разъяснения?
Пирамидов хрустнул костяшками пальцев.
– Таковых не имеется.
– Благодарю, господин полковник. С праздником.
– И вас… С тем же, господин Ванзаров…
Спустившись по мраморной лестнице, Зволянский вышел на Гороховую улицу, сереющую в утреннем мраке.
– Каков подлец, – проговорил он, глубоко вдыхая морозную свежесть. – Зря вы ему спустили, Родион Георгиевич… Он не оценит. Наоборот: заработали кровного врага.
– Благодарю за помощь, господин директор, – ответил Ванзаров.
После ночи в офицерской комнате воздух казался сладким, как мороженое.
– Не время расшаркиваться. Департамент закрыт, идемте хоть в «Вену», она поблизости. За завтраком доложите…
– Прошу дать несколько часов, господин директор.
– Зачем?
– Неотложные дела особой важности. Визит в охранку спутал планы.
– А вы его пожалели! – в сердцах выпалил Зволянский. – К чему это христианское милосердие?
– Полковник наказан тем, что выглядел полным дураком. И знает это.
– Подробности не скроете?
– Не посмею, господин директор.
– Тогда жду у меня дома, на Троицкой, 27. Как можно скорее.
Зволянский залез в карету, которая стояла у тротуара, и умчался туда, откуда его так внезапно выдернули: к домашнему столу, конечно.