Лабиринт кочевников

– Ох, в то время милиции не до них было, поверьте. Бандитизм по всему Уралу был страшный, такой, что никакие там девяностые годы и рядом не лежали. Людей резали прямо на улицах, склады грабили, магазины – года до пятьдесят второго все это длилось. И потом учтите еще вот что: здесь, в тылу, все перемешалось. Многие эвакуированные не хотели возвращаться домой, в западные области, пытались тут завербоваться на стройки, на заводы, как-то зацепиться. Великое переселение народов! Так что эти «цыгане» нашу доблестную милицию если и волновали, то в самую последнюю очередь. Тем более что и цыганами они не были. Внешне немного похожи, но нет, не цыгане. Они носили кожаную одежду, очень хорошо изготовленную, и совершенно не понимали по-русски. А еще боялись машин, боялись настолько, что никогда не ходили в район «железки». Как мне рассказывали, паровозы их приводили в ступор, то есть в такой ужас, что бедняги просто каменели, застывали на месте, не в силах двинуться. Интересно, да? Если не на поезде, то как они сюда попали? По Грае корабли не ходят. Хе-хе, – Горелов закатил глаза, прищелкнул языком и сам налил себе полную рюмку. – При всем при этом они пробыли в городе около месяца. Где жили – никто не знает, но кого-то из них всегда можно было найти возле базара. Городской рынок был тогда на Усольной, там, где потом детскую больницу построили. И на рынке работали кузнецы, артельщики. Так вот несколько мужчин постоянно возле кузнецов терлись. А когда появлялись деньги – сразу покупали топоры и косы, причем без рукояти, только железо… Сталь их очень интересовала! Интересно, да? А деньги они зарабатывали так: после войны в городе почти не осталось кошек – голодно тут было, знаете ли, – и в домах крысы просто копошились, как муравьи. Сжирали все, никакого спасения от них не было. Цыганки, то есть, собственно, «ведьмы», за небольшую плату рассыпали в подвалах какой-то порошок, и крысы мгновенно уходили. И потом уже не возвращались, никогда. Впрочем, это не самое интересное…

Горелов умолк, дожидаясь, пока Ян нальет ему еще рюмочку. Лицо у директора порозовело, глаза блестели молодым, задорным блеском. Климов понял, что на этот раз ему повезло по-настоящему. Старик не просто осведомлен о многих таинственных событиях, происходивших в Заграйске, он, видимо, потихоньку занимался этой темой, благо должность позволяла.

– Иногда они лечили людей, причем занимались этим только мужчины, – Горелов сделал крохотный глоток, причмокнул, – помогали в таких случаях, когда наша медицина оказывалась совершенно бессильна. В шестьдесят восьмом, как сейчас помню, я познакомился с Мосийчуком Иван Палычем – умнейший был мужик, майор, почти всю войну прошел. Он в то время работал в нашем ДОСААФе начальником каким-то, не помню. В общем, уже в сорок пятом ему здорово не повезло, попал он под минометы, так что конец войны в госпитале встретил. Несколько осколков у него вытащить не смогли – они сидели в шее и за ухом, хирурги просто не брались их вырезать. Мучили они его ужасно, шея гноилась, болела… Из армии его, конечно же, комиссовали по здоровью. Он приехал домой, в Заграйск, устроился в артель к слесарям, и тут – цыган один смотрит на него, смотрит… А потом знаками так: иди сюда. Пощупал его шею, головой покачал. Как-то они там по деньгам с ним договорились, цыган ушел, а через два дня принес коробочку деревянную с какой-то ярко-красной мазью. И объяснил: два раза, мол, помазать, а потом осколки выйдут. Ну, Мосийчук, как он сам мне рассказывал, был готов уже хоть дерьмом обмазаться… И что вы думаете? На третий день шея страшно распухла, поднялась температура. Майор наш с перепугу водочки тяпнул и уснул. А наутро мать его будит – подушка вся в крови, гной там… а осколки-то прямо из шеи торчат! Там он их и выдернул, все до единого, сам. И к врачам никаким не ходил. Раны зажили почти сразу – все. А цыгане через пару дней буквально взяли да исчезли. То ходили по городку – то там, то тут их видели – и вдруг пропали.

– И майор Мосийчук, наверное, спасителя своего хорошо разглядел? – как бы в задумчивости поинтересовался Климов.

– Именно! Иван Палыч служил в артиллерии, и человеком был, скажем так, наблюдательным. Умел видеть цель, как сам он говорил. По его мнению, эти странные пришельцы могли быть родом из Индии. Они не ели мяса, вообще. Только крупы и овощи. Однажды он видел, как старый, с бородой, мужчина писал какую-то записку для своих собратьев на клочке бумаги из школьной тетрадки, и ему показалось, что писал он на санскрите. Мосийчук до войны учился на историческом, три курса успел окончить, кое-что помнил. Правда, вот одежда их… По словам Мосийчука, никогда он не встречал кожи такой тонкой выделки и кроя такого тоже не видал. Ни на что не похоже! А вот ткань – бельишко они все ж таки носили под кожаными вещами – чистейший шелк, самый натуральный. У нас тогда шелк достать было практически невозможно!..

– Вижу, чем-то зацепили вас эти самые «цыгане», – улыбнулся Ян. – Наверное, у этой истории и продолжение какое-то было?