Лабиринт Химеры

— Брандмейстер! — в полном раздражении рявкнул Сыровяткин. — Прошу вас и вашу команду убраться вон. Вы уже все сделали, что могли. Гореть больше нечему.

Герой пожара, оскорбленный обращением друга, отдал честь и молча удалился. Спина его будто показывала, как незаслуженно и несправедливо он обижен, да еще публично. Но Сыровяткина такие мелочи уже не трогали.

— Простите, господин Ванзаров, голова кругом, — сказал он. — Новых жертв, к счастью, удалось избежать. Санитар Шадрин мог задохнуться, спал в своем углу, но его спасли. Кроме кашля, никаких увечий. Если зря побеспокоил, не казните за это.

— Вызвали правильно. Я просил поставить пост у больницы. Почему не исполнили?

— Так ведь… — Сыровяткин запнулся. — Засаду поставил…

Глупость имеет такое свойство, что даже психологика порой дает осечку.

— Что, простите, поставили? — не удержался Ванзаров.

— Западню… — последовал тяжкий полицейский вздох. — Теперь вижу, что сглупил. После вашего визита, думаю, нельзя сидеть сложа руки, надо что-то делать, все-таки мы полиция, хоть провинциальная, не чета вам. Но ведь тоже что-то умеем…

— И вы решили расставить всех городовых вокруг храма Аполлона?

— Так точно…

— Чтобы поймать на месте преступления убийцу, который будет мучить новую барышню…

Сыровяткину нечего было ответить. Прозорливость столичного сыщика удручала.

— Рад, что избавили меня от тяжкого груза, — сказал Ванзаров.

— Какого груза? — удивился Сыровяткин.

— Объяснять, какую глупость вы отчебучили. Сейчас куда важнее другое: кому вы рассказали о моем визите к барышне Вольцевой? Приставу обмолвились? Антонову? Кому?

Теперь дело шло о чести полицейского, сколько бы мелких пятнышек на ней ни имелось.

— Господин Ванзаров… — дрогнул голосом Сыровяткин и напрягся струной. — Я, может быть, умом не вышел, но оскорблять меня не позволю. Я… Да я… Да как вы могли…

— Прекратите истерику, полицмейстер. Сейчас не лучшее время обиды тешить. Не говорили — тем лучше. Поясните: почему ваш героический брандмейстер не бросился сам тушить, если увидел поджог?

Кое-как смяв в себе обиду, Сыровяткин кивнул.

— Спросил его об этом, конечно.

— Так отвечайте же!

— Говорит: не имею права лично тушить. Обязан командовать отрядом пожарных в случае возгорания. Строго в соответствии с инструкцией…

— Иногда инструкции следует не исполнять, — сказал Ванзаров, обернувшись на шум от подъехавшей пролетки, а более на знакомый запах сигарки, который проникал сквозь вонь пожарища. — Я займусь господином Лебедевым. Ваша задача, забыв о сне и еде…

— Поднять всех городовых на ноги…

— Думать и соображать, Константин Семенович. Это самое главное для полицмейстера. Особенно в таком опасном городе, как Павловск. И еще: не предпринимать без моего ведома ничего. Считайте это приказом.

Ванзаров торопливо зашагал к пролетке.

Не пожалев начищенных ботинок, Лебедев ступил прямо в пожарную лужу. Он с интересом осматривал хаос, который всегда несет с собой пожар, помахал кашляющему Шадрину, обошел вниманием Затонского, занятого больными, и презрительно скривился на Дубягского, который опять добрался до склянки со спиртом.

— О, друг мой, вы уже здесь! — сигарка салютом взлетела над головой криминалиста. — Верная примета: где Ванзаров — там хороший труп!

— И я рад вас видеть, Аполлон Григорьевич…

Лебедев повел носом.

— Предположу, что новый труп будет с дымком…

— Нет никакого нового трупа.

Криминалист хотел уже выразить глубокое возмущение, но, заметив выражение лица Ванзарова, придержал язык. И поманил друга в сторонку.

— Это что значит? — спросил он, понизив голос. — Я правильно понимаю, что…

— Правильно понимаете.

— То есть вы хотите сказать…

— Не хочу, но вынужден: да, кто-то пытался сжечь труп.

— Но это же бессмысленно!

— Трудно не согласиться, — сказал Ванзаров. — Бессмысленно со всех точек зрения.

— Значит, я действительно упустил при осмотре нечто важное, — сказал Лебедев, выбрасывая сигарку в лужу. — Ай, как плохо…

— Благодарю, Аполлон Григорьевич, за понимание.

На него только рукой махнули.

— Что уж тут… Оба хороши… Но позвольте, если по вашей психологике преступник не боялся отпустить жертву, зачем ему тело сжигать?

— Ваш вопрос разворачивает логику совсем в другую сторону.

— Это в какую же?

— В полную пустоту, — ответил Ванзаров.

Такие заявления от своего друга Лебедеву слышать не приходилось. Быть может, отставка пагубно действует на мозги сыскного гения…

— Совсем не осталось идей? — осторожно спросил он.

— Идеи есть, но каждая из них равно невероятна.

— Почему же?

— Потому, что я не имею явной или логичной цели. То есть все эти идеи упираются в пустоту.

Что оставалось делать? Только одобрительно похлопать друга по плечу. Что Аполлон Григорьевич и проделал, не жалея сил.

— Так я пойду, в барышне покопаюсь, — сказал Лебедев, помахивая саквояжем.

— Поищите орудие поджога, — попросил Ванзаров. — Если доблестные пожарные не смыли все водой.

— Об этом не беспокойтесь…

— Придержите у себя.

— Само собой. А вы куда собрались?

— Надо вернуться в Петербург.

— Бежите с места преступления? Сдались? Психологика пошла ко дну?