Лабиринт для Минотавра

– Ах, Минотавр, бессилия ты своего замечать не желаешь, вновь ты на ношу готов, вынести вряд ли которую сможешь, вновь надорвешься до смерти… – Оракул внезапно застопорился, воцарилась тишина, но затем движение возобновилось. – Вдруг я подумал – не в этом ли рок – что непосильное должен раз ты за разом брать на себя, надрываться и падать туда, откуда нет возвращения смертным, взамен обретая черты гипостазиса, готовый идею, что не тобой рождена, до смерти преследовать и вновь возрождаться… Помнишь ли ты, Минотавр достойный, сколько в Океан Манеева ты окунался?

– Бредишь, Оракул, из хлама рожденный! – зарычал Минотавр. – Я, только я на этой планете хозяин, мне, только мне право дано ее перестроить да так, чтобы пристанищем стать для тех, кто возвратится сюда, убежав вновь от смерти, тело разрушенное обретя вместе с памятью и полнотою. Те же огрызки, что «возвращенцами» кличут, лишь заготовки, болваны, участь которых, пристанище здесь основав, вновь в Океан всем вернуться.

Гипостазис замолк, однако движения не прекратил – теперь его детали перемещались с гипнотизирующей периодичностью, и Минотавр почувствовал одолевающую дремоту. Захотелось прилечь на любую подходящую поверхность и забыться в кратком сне. Но Минотавр сопротивлялся, уловив хитрость Оракула – не убеждением, так усыплением добиться освобождения почему-то ценных для него сталков.

– Червоточина встретить тебе предстоит, Минотавр достойный, – продолжил Оракул. – Лишь у него все ответы получишь – кто и зачем нитью судьбы твоей управляет. А для того должен на берег Океана Манеева живым ты попасть исхитриться. Иначе не будет удачи, что бы ты не предпринял, смертию смертной продолжишь ты погибать, пока дух твой совсем истончится, останется только болван из костей да из мяса. Для этого нужно примаров следов вам держаться, тайно проникнуть туда, где Голоконда возникла на месте падения ангела, что за пределами мира давно обретался, но все же решил наш мир посетить, не зная последствий деяния столь опрометчивого. Ангел, что тысячью лиц обладает, ты уже видел его и встретишь еще ты не раз, никогда не признав в облике том, в котором скрывается он от тебя, смеясь и шутя беззаботно… Ангел нарушил раздумья творца, хаос внеся в мироздания логос, который ты призван творить на Венере, истинной цели не ведая дела того, что тебе поручил Червоточин…

Голова Минотавра гудела и кружилась. Сон одолевал, он покачнулся, одна нога подогнулась. Минотавр опустился на колено. Язык еле ворочался, но Минотавр позвал:

– Сократус… Сократус! Бездна тебя поглоти…

Перед ним возникла тень сталка, почтительно склонилась, звякнув цепью.

– Слушаю вас, Минотавр почтенный…

– О чем… о чем… толкует… Оракул… – Подломилась и вторая нога, заставив Минотавра встать на колени. Он оперся руками о поверхность, собрал остатки сил, только бы оттолкнуть ее от себя – черную, спекшуюся, мертвую… А ведь он жаждал сделать ее живой… здесь должны пробиться источники… почва – разрыхлиться… заболотиться… одержаться… идеальные условия для жизни…

Сократус что-то говорил. Бубнил. Нечто еще более усыпляющее…

– Червоточин… примары… Тахмасиб…

Минотавр упал, сраженный сном. И некто огромный, теплый, близкий доставал его из ледяной бездны, приговаривая:

– А кто у нас тут звездорожденный? Кто у нас такой маленький? Кто у нас такой мокренький?

Огромный, теплый, близкий, позабытый давным-давно, в какой-то иной жизни.

К нему, лежащему, а вернее – распростертому на спине, словно после изнурительной и проигранной жизни, подошла крошечная тень, присела на корточки, и только тогда скудный свет горелки прояснил знакомый лик – Нить! Она внимательно разглядывала его темными глазами, без единой искорки, удивляясь и восхищаясь тому, что видела перед собой:

– Вот ты какая – благовесть! Гипостазис Червоточина! Демиург мироздания! Властитель Лабиринта!

Она продолжала и продолжала награждать его эпитетами. Их он не понимал, хотя, судя по выражению, с каким Нить их произносила, Минотавр обретал все новые и новые достоинства, немыслимые для иных живых существ. Его это изрядно раздражало, но он не мог прекратить славословие. Каждое слово привязывало его тончайшей нитью к крохотным колышкам, вбитым в почву. Каждую из нитей ничего не стоило порвать, но вместе они скручивались в неодолимую силу крепчайших канатов.

Рядом с сидящей Нитью возникла огромная фигура-без-головы. На ее месте клубилось черное облако. Однако это нисколько не мешало фигуре-без-головы говорить:

– Смешение с лягушкой хуже смешения с быком, не так ли, демиург? Не знаю, поможет ли тебе свирепый облик, но, надеюсь, не зря гипостазировал себя в тебе, и вместе мы отыщем выход из лабиринта, чего бы это ни стоило…

Минотавр хотел спросить, что имеет в виду фигура-без-головы, но темное облако на ее плечах выбросило протуберанец, объявший Нить. Ее нисколько это не обеспокоило, она лишь прижала лицо к коленям, и чернота полностью поглотила отпрыска.