Лабиринт для Минотавра

Вряд ли Оракул мог чем-то помочь, но попытаться стоило. Заодно дав передышку изнуренным сталкам. Минотавр свернул с пробитой в поверхности колеи, взвалил цепь на плечо и потащил за собой понурый улов пленников. Колея, по его разумению, вела к Тахмасибу, вдоль нее они двигались последнее время.

Вблизи Оракул оказался столь же нелеп, как и его назначение. Он походил на механизм, собранный без определенной цели из всего, что нашлось на Венере за сотни оборотов вокруг светила от прибытия первых автоматических станций. Минотавру даже показалось, что он различает их потускневшие от времени и кислоты шары и лепестки антенн. Того, кто сотворил Оракула, можно понять – из чего сооружать гипостазис, как не из подручных средств? Даже из кусков обшивки фабрик, давно потерявших белый цвет, став под воздействием атмосферы бурыми. Однако Оракул не был завершен, вокруг валялось достаточно хлама. Его приносили те, кто жаждал получить от гипостазиса прозрения собственного, а может, и чужого будущего. По вмонтированным по всему телу экранчикам пробегали помехи, не давая рассмотреть транслируемые изображения.

– Приветствую тебя, славный Минотавр! – прогудел Оракул. Рябь на экранах исчезла, множество лиц возникло на них, разглядывая чудовище. – Приветствую вас, славные сталки! Волю грядущего узнать возжелали, не так ли?

Минотавр скинул с плеча цепь. И волна прошла по сталкам – у них подкашивались ноги, они опускались на поверхность и застывали в нелепом поклоне перед этой горой рухляди.

– На этом планетоиде есть только моя воля, – сказал Минотавр. – И я ведаю грядущее, что ей уготовил. Пристанищем станет она, дай мне лишь срок и существ в том достатке, что для проекта потребны.

Тысяча ликов Оракула изображала тысячу чувств, которые вызывал Минотавр – страх и робость, веселье и обожание, равнодушие и отвращение. Глаза разбегались на них смотреть. Но вот на длинном кронштейне выдвинулся один из экранов, где маячил лик, как две капли воды похожий на Вергилия:

– Воля слепа твоя, демиург Минотавр, потому и не видишь, что в лабиринт заключен ты с целью, отличной от той, что превыше иных пред тобою предстанет. Тот, кто тебя направляет, ловко скрывает лик свой и руки, ты же гордыню лишь тешишь и дальше, оставаясь послушной игрушкой. Слишком уверен, будто известно тебе, кем ты рожден и кого матерью можешь назвать…

– Грр-р-р-м-м, – заскрежетал Минотавр. – Зря ты, Оракул, посмел матерь мою в речах помянуть ни к месту, ни к чести, будто имя достойной Пасифии ведать не ведаешь ты.

Оракул молчал. Вергилий сменился темной женщиной в красном тюрбане, она с жалостью смотрела на Минотавра. В Оракуле совершалось движение – сложное и непонятное, как в головоломке. Вращались шестерни и колеса, натягивались и ослаблялись цепные, ременные тяги, менялись местами блоки. Казалось, тело Оракула радикально трансформировалось, но несмотря на зримые перемены гипостазис оставался равным самому себе. У Минотавра зачесались лапы ткнуть в круговерть Оракула обломком поувесистее, прекратив завораживающее движение.

5. Пророчество

– Что хотел ты узнать, Минотавр, спрашивай смело, если готов заплатить мне достойную плату, – вновь загудел Оракул. И Минотавр вдруг понял, что слова его складываются из скрипа, гула, лязга движущихся частей. То, что он воочию наблюдает, есть гипостазированный же мыслительный процесс Оракула с одновременным переводом в понятную речь. Хотя возможно, что под первым слоем движения скрывается второй, третий, десятый… и они совершаются бесшумно. Тем не менее Оракул предпочитал пользоваться ликами. Они выдвигались и вдвигались, иногда экраны толкали друг друга, словно Оракул сомневался – в какой личине предстать перед вопрошающим пророчества. Персоны при этом говорили, заглушая и перебивая друг друга, и Минотавру чудилось, что он разбирает:

– Я – Адам! Адам этого мира, и он по праву принадлежит мне!

– Теория сингулярности анизотропна по своей природе. Тот, кто познает ее, не имеет возможности вернуться назад и заняться чем-то другим…

– Я явился сюда из-за пределов поверхностного натяжения. Разве вы не знаете, что ваш мир – всего лишь крохотная капля на потолке мироздания?

– Мне всегда нравилось исполнять адажио ди минор, оно наилучшим образом соответствовало Венере…

Персоны на экранах сменялись быстро, Минотавр не успевал рассмотреть – кто говорит, а от какофонии смыслов хотелось прикрыть веки, прекратить хаос, выбраться из лабиринта слов.

– И что я должен взамен за твою болтовню и движенье на месте отдать? – Минотавр звякнул цепью.

– Не отдать, но вернуть. И не Оракулу. Прозрителю будущего в мире текущем нет ничего интересного. Сталков достойных отпустишь с цепи своей тяжкой.

– Они мне нужны для работы, которая нам предстоит, дабы исправить тот вред, что Красные кольца фабрикам здесь причинили. Черными сделали белое, процессы нарушив.