— Вы все еще в этом убеждены? — спросила она таким тоном, будто хотела сказать: «Какой ты все-таки наивный!»— и бросила на решетку каминные щипцы, которые вертела в руках.— Поймите, что сейчас это для него уже вопрос самолюбия. Ведь все кругом знают о его сватовстве: известно также, что инициатива исходила от него, и если бы он сейчас пошел на попятный, все бы считали, что я его отвергла. Ну а ему это было бы, конечно, досадно, он самолюбив. Возможно, разумеется, что я ему нравлюсь. Но главная действующая пружина у него — расчет. Что бы Инао ни делал левой рукой, правая у него всегда лежит на счетах.
- Да?..
— Вам это непонятно? Могу пояснить. Мидзобэ проговорился мне, что Инао старается выведать, какая сумма положена отцом на мое имя в банк. Он, видимо, надеется распоряжаться этими деньгами по моей доверенности.
Когда Дзюта Таруми решил уйти с поста министра и всецело отдаться политической деятельности в качестве лидера своей партии, он на всякий случай (кто мог поручиться за будущее?) положил большие суммы в банк на имя жены и детей. И только по их доверенности он мог теперь распоряжаться этими средствами, а они составляли больше половины тех капиталов, которые Таруми нажил путем махинаций с концессионными участками на Формозе.
Таким образом Тацуэ получила возможность брать без всякого ограничения деньги на личные расходы и вести себя строптиво и независимо как в отношении родителей, так и в отношении кого угодно. Ее стремление к полной самостоятельности отнюдь не было беспочвенным.
Мидзобэ, обладавший тонким чутьем проныры, был широко осведомлен о делах многих видных семей, и кое-кто поверял ему свои тайны. С другой стороны, Сёдзо знал, что зря клеветать на Инао догадливый художник не посмеет. И все же это странно! Пусть Кунихико и третий сын, но он от законного брака, и отец наверняка оставит ему несколько миллионов. Ведь это одна из самых богатых семей в Японии. Неужели человек, которому, можно сказать, с неба свалится огромное состояние (ведь для этого Инао не нужно и пальцем пошевелить), способен посягнуть на личные средства жены? Что-то не верится! Какой бы он ни был мот...
Но Тацуэ высмеяла его сомнения:
— Удивительное дело! Человек собирался бороться с богачами, а психологии их совершенно не знает! Кстати, нужно еще вот что иметь в виду. Окончив гимназию Кэйо, он уехал в Эдинбург. А по окончании университета снова был отправлен в Англию. Там он вращался в среде известных своей меркантильностью английских банкиров, для которых брак и приданое неотделимы. Правда, в Японии приданое обычно дают лишь за какой-нибудь хромоножкой или отъявленной распутницей, но у Инао, видимо, свой расчет. Надеюсь, теперь вы не будете удивляться, что он так настойчиво и терпеливо ухаживает за мной?
— Что ж, если ты считаешь, что и для него брак — коммерческая сделка...
— Конечно, сделка!—подхватила Тацуэ.— Для этих людей все становится предметом сделки. Но погоди! Если я выйду за него замуж, я сыграю с ним шутку! Буду сорить деньгами, как одержимая. Выброшу на ветер миллион! Два миллиона! Он у меня позеленеет от злости! Нравится вам моя идея?
— Идея в общем недурна,— ответил Сёдзо.— «Только стоит ли выходить замуж ради этого?» — хотел он добавить, но промолчал. Швырнув окурок в камин, он, не вставая со стула, протянул руку к столику и из серебряной корзиночки, стоявшей рядом с чайным сервизом, взял большую спелую сливу, покрытую сизым налетом. «Вот они, ваши браки!» — подумал Сёдзо, развивать эту тему ему не хотелось. Взяв десертный ножичек с серебряной чеканной рукояткой, он стал сосредоточенно счищать кожицу со сливы. Тацуэ краешком глаза наблюдала, как он положил себе в рот целую сливу, с наслаждением съел ее, затем достал носовой платок и аккуратно вытер губы. Тень досады пробежала по ее лицу, и в глазах вспыхнул злобный огонек.
— Скажите, Сёдзо-сан, а что, если бы это были сливы, поданные на десерт у меня на свадьбе? Вы бы так же покойно сидели и чавкали ?— не скрывая раздражения, спросила Тацуэ.
— Думаю, что да. А почему, собственно, твоя свадьба должна лишить меня аппетита? Какое я имею к ней отношение? Да и какое значение может иметь моя персона для людей, которые в состоянии пустить на ветер несколько миллионов ?
Равнодушие, с каким Сёдзо встретил сообщение о предстоящем браке Тацуэ, было не совсем искренним. Но он знал, что и в ее словах немало рисовки. Что бы она сейчас ни говорила, а кончится тем, что привередница все-таки вый? дет за Инао. Не захочет же она остаться в старых девах. Без конца откладывать замужество она, как видно, не намерена. Она не принадлежала к тем неумным и наивным женщинам, которые забывают, что молодость быстро проходит. Еще года два — и красота ее начнет постепенно блекнуть, цвет лица утратит свежесть и уж ничем от этого не спасешься.