Лабиринт

Конечно, в ее словах есть немалая доля искренности, а все-таки преобладает в них импровизация, навеянная настроением. Тацуэ ведь всегда была своенравна и капризна. Но будь она даже вполне чистосердечна, он и в этом случае совершенно спокойно отнесся бы теперь к ее замужеству. Как сливы, лежавшие здесь в серебряной корзинке, ничем уже не были связаны с деревьями, на которых они когда-то росли, так и он ничем больше не связан с Тацуэ. Какая-то неясная мысль вдруг промелькнула в его голове и, точно тень, отброшенная плывущим облачком, смутной тревогой легла на сердце. Как бы стараясь отогнать ее, Сёдзо нервно тер носовым платком кончики пальцев, влажные от сливы. Но грудь еще сильнее сдавила тоска, словно кто-то прикоснулся вдруг к открытой ране. К мучительному ощущению примешивалось и какое-то волнующее, сладостное чувство, вспомнился вчерашний вечер и то жгучее мгновение, когда в спальне больного мальчика он неожиданно прикоснулся к руке виконтессы Ато.

Нервно сунув в карман носовой платок, Сёдзо закинул ногу на ногу и, обхватив колено руками, стал сосредоточенно смотреть на огонь. Наступила тишина, слышно было только, как в камине потрескивают дрова. И тут раздался вкрадчивый голос Тацуэ:

— Сёдзо, а ведь с тех пор, как вы приехали в Каруидзава, у вас стал совсем другой вид.

— Загар, наверное, повлиял, недаром же я целый месяц жарился на солнце.

— Видно, недаром,— отозвалась Тацуэ и, усмехнувшись, посмотрела на него в упор:—А не сказалось ли тут влияние госпожи Ато?

Сёдзо помрачнел. Он сознавал, что сердиться на Тацуэ нелепо, и все же не мог сдержать раздражения:

— Что за чушь! Неужели глупость действительно не знает границ!

— Ну, ну, не сердитесь! Ведь ничего особенно я не имела в виду,— примирительным тоном сказала Тацуэ, однако вызывающая улыбка не исчезла с ее лица. Поднявшись с кресла, девушка перешагнула через узкий персидский коврик и, нагнувшись, стала поправлять щипцами раскаленные головешки в камине.

Продолжая стоять в этой позе, спиной к Сёдзо, она спросила: — Ну а вообще-то вы знаете, что собой представляет жена господина Ато?

— Я служу у них уже около пяти месяцев. Но до июня я ни разу не был в их доме и ни разу в глаза ее не видел. Что я могу о ней знать?

— А вам бы не мешало знать, что у этой дамы в свое время были кое-какие приключения, но их тщательно скрывают как семейную тайну. Вам известно, почему долгое время ни к госпоже Ато, ни даже в контору домоправителя не допускались молодые люди? Заметьте, что началось это после скандала с ее земляком, студентом технического факультета. Он, кажется, пытался отравиться.

— Да ведь всем известно, что он страдал тяжелой формой неврастении,— вырвалось у Сёдзо.

— И все-таки, услышав, что вам предлагают у них место домашнего учителя, я испугалась. Но потом подумала: мало ли что болтают, может быть, это все выдумки? А тут отец окончательно меня успокоил. Не зря его считают ловким дипломатом. Он был просто великолепен!

— В каком это смысле?

— Он сказал: «Что вы беспокоитесь? Канно ведь из красных. А на них чары знатных дам не действуют. Так что неврастеником он не станет и не отравится».

— А ведь господин Таруми, пожалуй, прав,— улыбнулся Сёдзо.— Но должен признаться, все эти разговоры о неврастении и самоубийствах весьма увлекательны. За ними кроется некая романтика, которой невольно начинаешь поддаваться.

Тацуэ, конечно, уловила иронию в его словах и, не желая оставаться в долгу, словно обрадовавшись чему-то, воскликнула:

— Вот как? Ну, тогда события обещают принять интересный оборот. Что ж, понаблюдаем!—И не дав Сёдзо возразить, сказала уже другим тоном:— Я все могу простить человеку, кроме лицемерия. Вы знаете, за что я так люблю тетю Мацуко? За ее прямоту. Она не умеет кривить душой, подобно другим дамам. Иной раз, когда у матери бывают гости, я слушаю их болтовню, и все они становятся мне противны, в том числе и родная мать. Но как бы они ни лицемерили, до госпожи Ато им далеко. По сравнению с ней все они сущие младенцы, святая простота. Послушать только, как эту виконтессу расхваливают ее поклонницы, а ведь сами и понятия не имеют, что она собой представляет. Ах, до чего скромна и добра госпожа Ато! Ах, как она хороша в придворном наряде! И до чего ее сиятельство снисходительна к простым смертным!.. Просто уши вянут их слушать. Но вы-то, надеюсь, уже успели раскусить ее сиятельство и можете оценить, что стоят эти славословия.