Читаем Лабиринт полностью

— За последнее время партизаны снова зашевелились, но это только лишнее доказательство того, что задуманная крупная операция и успехи наши поставили их в безвыходное положение, загнали в тупик. Известно, что вокруг других отдельно действующих отрядов они все время пытались поднимать свою дурацкую возню, но что касается нашего отряда, то здесь все их замыслы пресекались самым решительным образом. Однако, оказавшись на краю гибели и доведенные до отчаяния, они не только стали появляться вблизи нашего отряда, но дело дошло до того, что сегодня утром были обнаружены их провокационные листовки. Это происшествие может бросить тень на честь нашего отряда, и поэтому оно весьма неприятное. Мы должны принять самые серьезные меры к тому, чтобы не дать им возможности когда-нибудь в другой раз воспользоваться найденной лазейкой. Для этого каждый из вас должен проникнуться еще большей решимостью строго соблюдать воинскую дисциплину и ни в коем случае не поддаваться на уговоры врага. Всякий, кто, забыв об этом, допустит действия, несовместимые со званием воина великой Японской империи, будет немедленно приговорен к расстрелу. Солдат, который найдет листовку или что-нибудь подобное и не сдаст это тут же, а спрячет у себя, тоже будет рассматриваться как преступник и подвергнется такой же суровой каре.

Фельдфебель Уэда внезапно повысил голос и заговорил быстрее. Глаза его снова засверкали, и, окинув примерно треть первой шеренги взглядом, он остановил его на Накаи. Это был тот самый солдат, который обнаружил пачку листовок. Собака чует, где мясо зарыто. Выражение глаз фельдфебеля свидетельствовало о том, что он догадывается о проделках этого парня и подозревает, что тот и на сей раз проявил ловкость рук. На месте Накан какой-нибудь другой солдат, например незадачливый картежник, туповатый и простодушный ефрейтор Хата, наверняка стал бы пунцовым. Накаи же стоял как ни в чем не бывало и делал вид, что угроза фельдфебеля не имеет к нему никакого отношения.

Еще до происшествия с листовками Сёдзо был назначен на хозяйственные работы в поле. Нужно было сушить редьку. С тех пор как Сёдзо впервые появился здесь, принадлежащее отряду поле значительно расширилось. Кроме огорода, была распахана целина вплоть до опушки рощи, расположенной на бугре. Сеять рис и пшеницу отряду было не под силу, но овощи старались выращивать. Почти вся спускавшаяся террасами часть поля была занята под редьку, которая этой осенью особенно хорошо уродилась. Солдатам, изголодавшимся по свежим овощам, не терпелось ее » вдосталь поесть — тертую, вареную или в супе из мисо, но накормить их досыта редькой не удавалось. Правда, в супы как будто довольно часто клали редьку, но не столько самой редьки, сколько ботвы от нее. Это же варево давали и курам, чтобы они лучше неслись. До сих пор в отряде был запас провианта, которого хватило бы примерно на год, если бы даже связь с основным отрядом была прервана. Но теперь начали сомневаться, а правильно ли все рассчитано— снабжение сократилось, людей в отряде прибавилось. Поэтому занялись редькой, хранить ее было несложно.

Предстояло нарезать и высушить несколько сот корней редьки. И сделать это надо было спешно. Округлая и белая, словно женская рука, сладкая, сочная редька,только что вытащенная из земли, до того вкусна, что и половины ее в поле не останется, если не принять нужных мер. Таскать редьку для солдат огромное удовольствие, и работа в поле, где росла редька, считалась самой приятной. Выкопанную редьку резали на кухне, а затем доставляли в поле, сушили ее там на циновках. До наступления сезона дождей ее можно было бы оставлять под открытым небом и ночью, но это было рискованно по другим соображениям. Последнее время на зубах у старшего ефрейтора Хамы так и хрустела редька, которой он обычно закусывал, пропустив на сон грядущий чашечку сакэ. Может быть, он ее сам добывал, а может быть, ему таскали ее солдаты, желавшие угодить ефрейтору. Как бы там ни было, а с наступлением темноты нужно было редьку с циновок пересыпать в ящики и сдавать на хранение повару.

В кухне возле окна, на бетонированном полу стояли два больших котла и мойка. Посередине кухни была установлена длинная толстая доска, которая служила и раздаточным столом, и столом для повара, и кухонной доской. Четыре повара строгали редьку, и когда набиралась порядочная горка, секачом сталкивали ее с доски в большие ведра. Назначенные на хозяйственные работы солдаты забирали наполненные ведра и подставляли пустые. До десяти часов резали редьку, а потом повара начинали готовить обед.

Сёдзо вышел из кухни последним. В обеих руках он держал по полному ведру. Нести их было нелегко, ведь сырая редька сочна.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза