Квестер

«Да, - продолжал развивать свою мысль Мак-Нейми, - Ласки действительно стал чем-то вроде человека-символа всей работы над Бестерлендом. Символом «Лучшей земли»… и его Первой Жертвой. И эта жертва ясно дала понять, что вся наша возня с пятым измерением, которая начиналась, как увлекательная игра, игрой быть перестала. Точнее, игра продолжается, только ставки в ней увеличились…, и теперь это – человеческие жизни, первой из которых стала жизнь пожилого программиста Фреда Ласки».

            Так думал Мак-Нейми, глядя на печальный силуэт Билла Гейтца, появлявшийся то в одном, то в другом окне его огромной квартиры.

            Молодой ученый не ошибался: Гейтц думал о Ласки.

            Но молодой ученый ошибался: Гейтц думал о Ласки совсем другое.

С того вечера, когда программист покончил с собой, многие коллеги стали сторониться Билла. Он понимал, почему. Это ведь это он, Билл Гейтц, дал команду Фреду Ласки отдать управление Бестерлендом Суперкомпьютеру. А значит, это он, Гейтц, и убил программиста - ведь Ласки не выдержал вины за крах Проекта, о чем и написал в предсмертной записке:

«Он убъет всех и вся. Это я его выпустил. Простите меня! Фред Л.»

«Суперкомпьютер убьет всех и вся, и этого джина из бутылки выпустил Ласки, которому это приказал сделать Гейтц», - вот так все и прочитали эту записку. И стали сторониться Гейтца.

«Но… никто не знает, - думал Гейтц, - что этот добрый, талантливый и тихий  Ласки совершил самоубийство вовсе не из-за профессиональной гордости и какого-то там кодекса чести. Не-ет! Только я и Мэлвиз знаем правду: мерзкий тихушник Фред Ласки был Иудой, предателем, он передавал сведения о работе 55-й лаборатории бог знает кому, а когда его обман раскрылся, Ласки не выдержал и трусливо покончил с собой, как какая-нибудь психованная певичка. Все очень и очень просто: вновь эта гадкая, неблагодарная  человеческая природа: голод, страх, секс. В данном случае – страх. Страх заставил Ласки забыть о профессиональном долге и предать и его, Гейтца, и Проект, и самого себя. И поэтому никакой шантаж, никакие угрозы Гудвича предательства Ласки не оправдывают. Жаль только, что это был Главный программист, а не какой–нибудь уборщик! Достойно заменить его вряд ли получится: Смит в профессиональном плане явно слабее Ласки!»

Внезапно Гейтцу еще раз захотелось взглянуть на Главного программиста: ему показалось, что этим поступком он сможет убить в себе чувство жалости, еще живущее в нем и окончательно возненавидеть этого старого пердуна, который решил сыграть в истории Бестерленда роль Иуды.

Билл видел мертвого Ласки всего один раз – в его маленьком кабинете, когда еще ничего не знал о тайной деятельности тихого программиста. Естественно, тогда Билла охватил приступ скорби, жалости и печали: он почувствовал, как сердце его наполняется настоящим большим горем и плачет по погибшему соратнику…, но потом Мэлвиз рассказал ему все…, и горе уступило место ненависти.

Однако стоило Гейтцу вспомнить недавние события, вспомнить, каким беспомощным и жалким был вид умершего Ласки, как вместе с воспоминаниями воскрешали первые эмоции: скорбь, жалость, печаль, горечь безвозмездной утраты… 

Билл решил, что сможет убить в себе все это, увидев мертвого Ласки еще раз. Он решил, что, посмотрев на предателя другими глазами, он навсегда убьет то свербящее ощущение скорби, которое еще возникало в его душе.

«Надо просто привыкнуть к виду мертвого Иуды-Ласки, - понял Гейтц. - И тогда эта смерть станет не «преждевременной кончиной», а тем, чем она должна в данном случае быть -  возмездием! А жалость сменится презрением». Сказав себе это, он вышел за дверь и, быстро шагая по темным коридорам, направился в медицинский отсек.   

Спустившись на лифте и кивнув удивленному заспанному охраннику, Гейтц вышел за пределы «секретной зоны». Еще один этаж по лестнице – и он остановился у дверей медицинского отсека. Открыли ему не сразу. Дежурный врач, тоже заспанный, с трудом подавляя зевоту, пробурчал «Доброй ночи, мистер Гейтц!» и осведомился, что привело шефа сюда в столь поздний час.

- Я хотел бы увидеть… увидеть тело, которое было помещено в ваш холодильник вчера вечером, – стараясь не смотреть на дежурного врача, проговорил Гейтц.

- А… ну…, а…, мистер Гейтц, оно…, а…, его нет в холодильнике… - пролепетал врач.

            Гейтц, несмотря на крайне подавленное состояние, удивился:

- А где же оно?

- А… труп…, а…то есть тело… находится сейчас, а…, в операционной. Там…, а…, там доктор Пилсхоуф его…, а…, рассматривает, – дежурный врач, похоже, совсем «потерялся», обалдев от неожиданного визита «самого Гейтца».

            Билл, так и не взглянув на него, сказал только:

- Проводите.

            Дежурный врач провел его через холл, потом – по длинному коридору, и, наконец, остановился у широкой двустворчатой двери с надписью «Операционная».

- Я, а… скажу мистеру, а…, Пилсхоуфу, что вы, а…, пришли, мистер Гейтц, – снова залепетал врач, но Гейтц толкнул двери и вошел.

- Кто там еще? – раздался громкий недовольный голос.