— А в войну председателем была, нами командовала. Кричала: «Делай! Кровь из носу! Кровь из носу!»
Многое еще говорила старушка.
Кровяниха, по ее словам, была активная ведьма-травница. Она лечила всех и ничего не брала за травы, партийная совесть не позволяла.
Это нравилось старушкам… Результаты лечения Кровяниха записывала карандашом в клеенчатую черную тетрадку. И по деревне прошел слух, что она ставит опыты. Как на кошках.
Это — обидело.
Кроме того, куры у ней молодые и без петуха — чужим пользовалась!
А еще заплатила, и механизаторы вырыли ей пруд в огороде. («Бульдозером рыла, соколик!») Теперь дожди наливают воду в пруд, носить из колодца не нужно.
К тому же Кровяниха имела странное обыкновение собирать навоз по всей деревне, росли ее овощи замечательно. Деревенские брезговали есть у нее, а дачники покупали, и ничего им не делалось.
— Пришли!
Я увидел перед собой толстую деревенскую даму.
На голове ее был пестрый платок, завязанный кончиками вперед. Будто рожки торчали… На босых ногах — галоши, в глазах — усмешка, весьма ехидная. Но вокруг дома вертелись ласточки, а это мне понравилось.
— Что-то их много нынче у тебя? — подозрительно спросила старушка.
— Пять гнезд, — отвечала Кровяниха и повернулась ко мне. — Тебе, сокол, негде остановиться?
— Негде, — подтвердила Марь Антоновна. — Он из Дедовых, ты с ними крутила, когда…
— Тебя не спрашиваю, — оборвала Кровяниха. — Ладно, живи.
— А какая цена, соседка? — беспокоилась Марь Антоновна.
— Как все и десять рублей в придачу, — сказала Кровяниха. — И ешь, что хочешь, в огороде.
— Да все еще зеленое! — вскричала старушка. — Что он тебе, бык?
— У тебя, — сказала Кровяниха. — У тебя все зеленое, даже и под платком.
— А чем поливаешь гряды, умница?
— Чем хочу, тем и поливаю.
И, называя меня соколом, к тому же ясным, Кровяниха повела меня в комнату, указала лежанку. Спросила:
— Белье постельное, поди, не привез?.. Ладно, получишь.
Она внесла потный графин воды и поставила его на стол. И предупредила, что я буду выполнять свою часть домашних работ — колоть дрова, носить воду. Картошку могу брать на «мосту».
Морковь — на грядках, лук тоже…
— Ложись-ка, соколик, устал, на тебе лица нет.
И тотчас, словно по ее приказу, я ощутил великую усталость и тяжесть в ногах. Прилег.
Тюфяк захрустел подо мной, пустил крепкий запах сухой травы. Гм, кажется, есть и полынь…
— Идея — набивать матрацы ароматическими травами, — бормотал я, а усталость закрывала мне глаза, вынимала кости. Я увидел костер, отца и себя, лежащего около костра, на охапке соломы. Вдаль уходили желтые стога: первый, второй… седьмой… тысяча первый…
Я долго спал. В час дня (следующего) Кровяниха вошла и спросила:
— Умер, соколик?
— Н-нет, — ответил я. — Счас встану.
Она ушла. А когда снова вернулась, я уже брел к столу, неся банку тушенки, кусок сыра и конфеты.
Кровяниха — приняла. Тушенку оставила для супа, крупно порезала сыр. Конфеты высыпала в сахарницу.
— Ешь!
…Весь день я был расслаблен, сидел на крыльце, наблюдал за Кровянихой и думал, кой черт меня нес сюда?
— Ты бы погулял, соколик.
— Послушайте, нивлянский бык… (и прикусил язык, боясь сказать лишнее).
— Имеем такого, — отвечала Кровяниха. И вдруг так взглянула, что я похолодел. Ведьма!.. Видит меня насквозь!.. Что Кровяниха тотчас и подтвердила, сказав:
— У каждого свой бык, так-то, сокол ясный. Ладно, я пошла вертеться.
И — завертелась… Она варила обед на керосинке, что занимало часы. Но пока она полола морковь, вода в кастрюле закипела. Очистив картошку и положив, Кровяниха ушла в сад, где подпирала шестами яблони. Вернулась точно к моменту, когда надо было класть капусту в кастрюлю. Затем ходила и смотрела листики яблонь, снимала зеленых гусениц. Их складывала в коробочку. Набрав полную, велела:
— Поди в лес, соколик, высади. Да коробочку назад принеси, не забудь.
Я унес… Вернулся из леса, едва волоча ноги. Кровяниха показала на плетень:
— Видишь?
— Это плетень.
— Сокол ясный, плетень мой никуда не годится.
— Да, упал, — согласился я.
— И прохудился. Сруби-ка лозы, почини: щи как раз и поспеют.
— Где рубить?
— Иди к меленке, что догнивает. Версты две.
— А ближе?
— Здесь мы все повырубали. Раньше и лозы, и воды, и шелесперов было много. А вот все ушло.
— Куда ушли шелесперы?
— Кто знает, соколик, они уходили, а мы не шли за ними. Может, мы их просто съели: народу сколько, и каждый что-нибудь себе берет. Сам ест, псу бросит!
Я взял веревку, тяжелый выщербленный топор. Вернулся не скоро. Бросил вязанку, и снова бредет ко мне Кровяниха сладко улыбаясь.
А глаза такие хитрющие!.. Да, она ведьма, а я Иванушка-дурачок и сейчас получу новое задание.
— Ты, соколик, отдохни да черпай воду в пруде, лей в канавки, — попросила Кровяниха. — Тебе физкультура, а мне польза.
Отдохнув, я стал черпать и лить. Вода так и покатилась к грядкам. Оказалось, что канавки проложены с расчетом.
— Что, ведьма запрягла? — крикнула Марь Антоновна, не смущаясь тем, что Кровяниха доила козу: свись-свись… свись-свись…
— Ду-ура, — прогудела Кровяниха из стайки.
Василий Кузьмич Фетисов , Евгений Ильич Ильин , Ирина Анатольевна Михайлова , Константин Никандрович Фарутин , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин , Софья Борисовна Радзиевская
Приключения / Публицистика / Детская литература / Детская образовательная литература / Природа и животные / Книги Для Детей