Я понял — здесь лежало чье-то горе, маленькое и объемное, шире всего вокруг: поля, леса, реки. Потому что лучшее из этого — цветы! — приносились сюда.
Что лежит здесь?.. Птица?.. Или плоское тельце домашнего зверька?.. Он умер и спрятан сюда.
Кто он? Бывший щенок с хвостом веселого характера? Котенок, что играл с клубком ниток, влезал на занавески и веселил чью-то избу, огромную русскую избу, собравшую под одну крышу все хозяйственные сооружения?.. Веселил — и вдруг ушел куда-то, позабыв в избе свое маленькое тело. Оно лежало, плоское и холодное, и была в нем угроза. И взрослые велели унести его.
Конечно, те маленькие, что хоронили зверька, сильно верят, что надоест же ему в конце концов лежать под землей.
Верят, он встанет и выйдет. Понюхав цветовые пупырышки, он поймет — его не забыли, ждут. И вернется обратно в избу.
Но маленькие еще не знают, что такое возвращение было бы страшнее самого ухода: оно смешает границы, и будет неясно, кто и где находится.
Ветлу обсели лишайники. Даже на ощупь они мертвые. Но это мертвое живет, оно образовало растительные формы, оно окрасило их в акварельные тона — охристые, зеленые, голубые…
В лишайнике мертвое притворяется живым, а живое похоже на мертвое. Но отчего мне хочется гладить руками их шершавины, слушать их шелест ушами ладоней?..
Отчего мне захотелось видеть свои руки и ноги убранными этими чешуями?..
Почему я хочу стать рядом и так стоять — без дыханья и движенья?.. И пусть льет на меня дождь и осыпает снегом, пусть греет и студит: многое бы я понял тогда.
Все мы хороним, все копаем могилы, большие и маленькие. Спят в них дорогие косточки. Но пронзительнее всего смерть маленьких — в силу беззащитности их. И человек в его историческом движении станет большим, только взяв под защиту всех маленьких — детей, птиц, зверей, травы…
С берез вдруг рванулось что-то огромное. Черный летящий зверь! Он рванулся, и рассыпался в грачиную стаю, и понесся вдоль деревни.
Деревня маленькая, и грачи пролетели ее вдоль, завернули, пролетели поперек и опять вдоль. Теперь они рассаживались по разным деревьям. Но это не простое усаживание на ночлег, не тяга к родному дереву.
Грачи, рассаживаясь, определяли человека. Они садились к тихим и добрым людям и кричали, кричали им в уши.
Грачи как-то не могут жить без крика, и добрые, тихие люди это понимают лучше бойких и крикастых (те сгоняют грачей со своих деревьев — кто камнем, а кто и ружьем).
Творится предночное — солнце валится за сарай в виде красной лепешки, ходят крапивные облачка комаров, и пылит стадо. Механизатор в поле (сразу за деревней) гоняет и гоняет свою машину и валит ряды клевера, зеленых солдатиков в красных папахах. А на антенны, выкрашенные солнцем в красный цвет, сели голуби и окровянились закатом. Они шевелятся, переступают, будто металл жжет им лапы.
Не стало милых деревенских нелепостей… Вот прошли коровы, а никто в деревне не гадал по ним завтрашнюю погоду. Идут козы со вздутыми рогами вымени, так налитого молоком, что оно просвечивает. По траве дачные ребята пинками гоняли мяч. Он был нежный — накачанная воздухом тонкая резина — и они пинали его в гулкие бока коров.
По улице мотают куда-то велосипедисты — старый и малый. Оба они в белых рубашках, оба в сандалиях из ремешков. На шее малого болтается и кричит транзистор в кожаном чехольчике. А по травам шпарит за велосипедистами пушистый серый кот. На бегу кот вякает, кричит что-то. Наверное, такое:
— Погодите, я с вами.
…Сосны, что стоят над речкой, краснеют, а березы темнеют, и в гущине их кричит варакуш. Так старательно, будто состоит на приличном жалованье.
Лесная моль влетела в окно и села на бумагу. Кафтан ее серебрист, характер твердый.
Она ходит по бумаге и мешает бежать по ней «вечному перу». Я стал сгонять ее, подталкивать к краю. Она возвращалась обратно. Ее тянула бумага. Чем? Белизной?
Или лесная моль знала, что лежащая на столе бумага была деревом, ее домом, питанием и жизнью всех лесных молей, и она имеет на нее право.
За березовой рощей всходила луна. Я пошел нагулять сон. На моих глазах луна менялась. В конце концов я увидел, что это большой костер. Он то желтел, то краснел, его отсветы ездили вверх и вниз по березовым стволам.
Припомнив место, я сообразил, что костер разведен позади берез, на речных песках. Вспомнил — туда ехали два велосипедиста, туда бежал кот. Значит, он кричал — «Рыбки!.. дайте рыбки!» И сейчас ждет ее, сидя у костра.
А вот еще костер горит, третий… четвертый… Девять багровых и колеблющихся лун всходили на речных берегах: и там, где рыбачат местные, и там, где поставлены палатки туристов…
Тишина… Конечно, я искал ее, но не такую же.
Днем еще туда-сюда, днем живет деревня. А вот ночью травы поднимаются, тишина густеет, деревья плывут в ней…
Василий Кузьмич Фетисов , Евгений Ильич Ильин , Ирина Анатольевна Михайлова , Константин Никандрович Фарутин , Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин , Софья Борисовна Радзиевская
Приключения / Публицистика / Детская литература / Детская образовательная литература / Природа и животные / Книги Для Детей