Ксенос и фобос (СИ)

Он говорил о времени, которое провел тут, о том, что никаких вирусов, похоже, здесь нет, и нет никакой заразы. Что опасно, судя по всему — само место. Вот это — топал он каблуком в пол. Это место — опасное! Это здесь физика какая-то, а не биология, так думается ему. И поэтому загонять сюда людей, держать здесь людей, заявлять на всю страну, что все дело в людях, в заразе — это преступление. А преступных приказов он не исполнял и исполнять никогда не будет.

В общем, пошумели они тогда крепко. Дашки дома как раз не было, поэтому успели высказать друг другу все: и о руководящей и направляющей, и о спецназах всех уровней подчиненности, и о самой этой подчиненности и кто кому, и о событиях в этом городе, из-за которых все и началось. И о местном начальстве, которое, похоже, знало что-то, но скрывало от всех. И о погибших пацанах, которые просто и тупо выполняли приказы командования. Всего-навсего выполняли приказы командования.

Вот такое он зря тогда сказал, потому что был это удар ниже пояса. Сидорчук только и сказал, сдерживаясь еле-еле, сквозь зубы:

— Уходи, Витя. Все, мы поговорили. Иди теперь отсюда. Иди.

Даже не встал из-за стола, чтобы проводить старого товарища. Не мог. Трясло всего. Руки дрожали так, что спрятал их подмышки, прижал. «Пацаны погибли»! Какие пацаны, мать его так! Лучшие ребята! Лучшие из лучших! Спецназ, который сам муштровал и готовил, с которым прошел такое…

Вот с тех пор, с того самого разговора, он старался с Кудряшовым лишний раз не пересекаться.

Так и получилось, что водить «экскурсантов» выпало самому Сидорчуку. И после первого раза выработался ритуал, а заодно и проверка такая. После самого первого раза, добавившего ему седых волос.

Виктор оглянулся на идущих за ним людей, присматриваясь к лицам, к глазам. Вроде, обычный народ, без лишнего всякого этакого.

И тогда ведь были нормальные на вид.

Первая группа! Двадцать человек! Москва, понимаешь, дала согласие! Они тащили объемистые рюкзаки, несли на себе сумки с аппаратурой, не выпускали из рук фотоаппаратов и видеокамер. Тоже не было транспорта. Тогда еще они не нашли тот пазик, что мог доезжать почти до запретки. Шли пешком, без лишних споров и разговоров.

Через час поравнялись с колонной пустых автомобилей, прижавшихся к обочине. Сразу мешки свои поскидывали, защелкали, засверкали вспышками, стали устанавливать какие-то приборы. Кто-то полез за руль, повернул ключ — заработал двигатель. Как будто только что остановились — все работает. Плавно вырулил в сторону. Вот, мол, транспорт. Почему же мы пешком идем?

Сидорчук пытался командовать, кричать, даже хватался показательно за кобуру, но «пришельцы» сами оказались вооружены. В некоторых чехлах лежало, оказывается, не оборудование, а винтовки и автоматы. Зачем? Зачем это? Пятеро остались в стороне, растерянно поглядывая на майора. Пятнадцать на трех джипах рванули за поворот. Ну, и что было делать? Стрелять вдогонку? Связи нет никакой, пока не дойдем до блокпоста. Садиться за руль? Догонять? Здесь? Нет уж… Это будет слишком похоже на одежду, снятую с мертвеца.

Они постояли, переминаясь. Посвистели, посмотрели по сторонам. Мол, ничего такого страшного. Ну, пять, так пять. Даже и лучше. И пошли по дороге. А еще через полчаса нашли все три машины, аккуратной колонной стоящие у самой обочины. И автоматы там, и винтовки. И мешки в багажниках. И ключи в замках зажигания.

— Ну, — повернулся Сидорчук к оставшимся с ним. — Кто еще хочет покататься?

Сказал, вроде, с шутливой интонацией, показывая, что ничего страшного, что все это нормально для Зоны. А у самого холодный пот по спине и волосы дыбом. Как перед грозой в духоте лета. И те, пятеро, явно взбледнули с лица. При всех их интересах к этим машинам даже не подощли — обходили по дуге, по другой обочине.

От этого места они без остановки шагали до самой ночи. В лес не полезли — страшно. Сели на свои мешки посередине дороги. Так и дремали, карауля друг друга. Так ведь не укараулишь. Надо же и отойти иногда. Организм требует.

К блокпосту на мосту Виктор привел троих. Из двадцати — троих! Его подбросили оттуда до ворот на патрульной машине. И от ворот, от КПП, он шел до общежития час. Час!

Он бы и еще дольше шел, наверное, но вдруг налетела Дашка, обняла, затормошила, встрепала шевелюру, задергала за рукав, заприжималась, заговорила, заговорила, заговорила, заглядывая в глаза:

— Горе ты мое луковое! Вернулся, солнышко мое! Вить… Я же так боялась за тебя!

Глава 17