Ксенос и фобос (СИ)

Говоря все это, он уже пролистал паспорт, посмотрел какое-то рекомендательное письмо с несколькими подписями и печатями внизу фирменного бланка, успел негромко спросить «Оружие?» и получить такой же негромкий ответ «Нож. Показывать?»

— Все в порядке. Отойдите к шлагбауму.

Через пять минут уже три человека стояли у шлагбаума под бдительным присмотром сержанта, а Сидорчук продолжал свой обход.

— Документы. Ваши вещи? Оружие есть?

Вдруг он насторожился, поднял руку. Тут же за его спиной выросла фигура автоматчика в бронежилете.

— Цель прибытия?

— Да, местный я, домой возвращаюсь…

— Место рождения?

— Местный, говорю же! Вон, из города, с Гайвы.

Он еще говорил что-то, а уже трое автоматчиков, недвусмысленно приготовившихся к стрельбе, стояли перед ним.

— Вам — туда, — показал Сидорчук, делая шаг назад. — Вон в тот автобус.

Метрах в ста за шлагбаумом стоял старенький «пазик», ранее, наверное, возивший раньше местных доярок по фермам.

— Да мне бы со всеми… Привычнее…

— Вам — туда.

Клацнули вперебой затворы, досылая патрон в патронник, побледневший парень с большим чемоданом на колесиках, обклеенным яркими этикетками, шарахнулся в сторону и пошел, наконец, за шлагбаум. В Зону.

Проверка прекратилась. Майор с некоторым напряжением следил за ним, постепенно, по мере удаления парня, расслабляясь. Хлопнула вдали дверь автобуса.

Сидорчук повернулся к следующему:

— Ваши документы… Это ваши вещи? Оружие есть? Пройдите к шлагбауму.

— Следующий. Документы. Оружие есть? Стоп!

Опять поднятая рука, опять автоматчики.

— Предъявите документы на право ношения оружия.

— Майор, я же в Зону иду, так? Какие могут быть в Зоне документы? — крепкий мужик в просторной серой ветровке, улыбаясь и разведя руки чуть в стороны, сделал шаг вперед.

— Назад!

Над головами оставшихся еще в строю ударила короткая очередь.

— На землю! Лежать!

Все попадали лицом вниз.

Один из автоматчиков тут же прижал коленом распластавшегося крабом владельца оружия и сноровисто застегивал наручники, заведя ему руки за спину.

— Встать, — дернул его за плечо, и на одном дыхании, — Вы задержаны по подозрению в принадлежности к незаконным вооруженным формированиям. Вперед. И без шуток. Стреляем на поражение.

Майор дождался, пока увели задержанного, потом укоризненно посмотрел на остальных:

— Ну? Кино насмотрелись, что ли? — устало сказал он. — Как вы себе нашу Зону представляете, а? Как у Стругацких, что ли? У нас самый обычный город. Запомните: обычный. И мы в нем живем. И работаем. И законы у нас, между прочим, действуют. И дружинники по улицам ходят. Что вы себе выдумали там? Зачем к нам — с оружием? Эх-х-х… Ладно. Следующий!

Вскоре у шлагбаума стояла группа из восьми человек. Сидорчук помахал рукой, автобус, так и стоящий невдалеке в ожидании, зафырчал, задымил, развернулся и резво покатил по пустому шоссе.

— Ну, вот, значит. А мы с вами пойдем туда пешком.

— Как — пешком? С вещами?

— А вот так. Кто не хочет — можете остаться. Скоро транспорт пойдет обратно. Через пару дней, а то и раньше, будете в Москве. Кто со мной — пешком. Только пешком. И пока идем, мы все обсудим, поучимся терпению, научимся вежливости и послушанию… Дисциплине. Ну? Кто еще останется?

— Я не смогу столько нести, — нахмурился тот, что был в числе последних проверенных. — У меня тут аппаратура, кино- и видеокамеры…

— Не сможете нести — оставьте. Бросьте вон в канаву, что ли.

— Как — в канаву? А сохранить? Разве нельзя отдать на сохранение, и чтобы на обратном пути все вернули?

— А кто вам пообещал обратный путь? Я вот пока ни одного человека обратно не проводил. Да и не выпустят обратно никого. Не положено это — выпускать кого-то из зоны чрезвычайной ситуации.

— Как это? Мы так не договаривались, — рванул хозяин аппаратуры от шлагбаума. За ним, неуверенно оглядываясь, отошел еще один — наверное, его товарищ или ассистент.

— Ну, и ладно. Ну, вот и хорошо, — заулыбался майор. — Пошли за мной, ребята.

И первым шагнул в Зону, помахав на прощание рукой вставшему навытяжку сержанту.

* * *

По ночам в городе было очень тихо. Патрулирование ночное еще по лету отменили, оставив дружинников только в светлое время суток. Не стало как-то вдруг шумных задиристых компаний, только и ожидающих поздних прохожих. Не появлялись больше «синяки», караулящие у магазинов и просящие каждого «хоть копеечку за ради бога — сдохну ведь». После работы все быстро и молча грузились в бесплатные автобусы, которые развозили их по домам. У кого были малые дети — забегали за ними в детский сад, кучковались там, сбивались в стайки, а потом все вместе шли в свои кварталы.

Как только наступали вечерние сумерки, зажигался свет. Фонари горели всю ночь, отключаясь только с восходом. На пустых ярко освещенных улицах было знобко и страшно. Как в старых фильмах о зомби или же про войну, когда все ушли уже куда-то, а дома стоят еще совсем целые, и ждешь, что вот-вот из-за угла вывернет какое-то чудовище. Когда в кино так и случается — вздрогнешь и выругаешься восхищенно. Девчонки, так и завизжат в голос. А тут просто было неуютно. Не по-домашнему было сейчас в своем городе.