Ксенос и фобос (СИ)

Перед музеем — сквер, где установлен бюст Д. Н. Мамина-Сибиряка; отсюда вглубь города ведет широкий бульвар Комсомольского проспекта…

…На углу улиц Карла Маркса и Большевистской — дом, в котором некогда останавливался Радищев. В 1917 году, как об этом свидетельствует мемориальная доска, в том же доме помещался Пермский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов.

Направляясь по улице Маркса в сторону Камы, мы заглянем в примыкающий к улице Комсомольский сквер. В его центре в 1954 году открыт памятник В. И. Ленину.

В глубине сада — здание Государственного ордена Трудового Красного Знамени театра оперы и балета.

Путеводитель «Волга. Кама. Ока. Дон»

— Коля, вынеси ведро! — голос матери был сух, и по тону ее было ясно, что она очень и очень чем-то недовольна.

— А чо — я-то? — уныло пробасил Колька, не поворачиваясь от компьютера, на экране которого как раз развернулось меню установки «демки» новой игры. — Чо такое-то, чуть чо-то — так сразу я? Я тут не один живу, между прочим…

— Коля, ты весь день просидел дома, ничего не делал.

— Ну, я же болею, типа.

— Да, в школу-то ты не ходил, а вот у компьютера сидеть…

— Ну, мам… Ну, чо ты сразу — у компьютера, у компьютера…

— Ты весь в своего отца! — почти закричала, выйдя из кухни в коридор, мать. — Он тоже может сидеть целый день на диване, задницы не оторвав ни разу! Вам бы только жрать и телевизор свой смотреть!

— Тань, ну, Тань, ты, это… — предупреждающе приподнялся с дивана отец.

— Мам, да ладно, вынесу я. Чего тут нести-то, — вмешалась, выглянув из спальни, дочь. — Колька пусть дуреет дальше за своим компьютером.

Она еще и голосом подчеркнуло презрительное «своим».

— Дочка, ты одна мне тут помощница, — чуть не расплакалась мать.

— А чо это — дуреет? — начал было Колька, но тут же заткнулся, увидев отцовский кулак.

Оля, недавно пришедшая из школы, открыла дверцу под мойкой, выволокла помойное ведро, полное до самого верху, возле дверей скинула шлепки и сунула ноги в ботинки.

— Я не закрываю! — крикнула из коридора, ставя замок на защелку.

— Хорошо-хорошо, — откликнулся из комнаты отец. — И вообще нечего закрываться, когда я здесь, — бормотал он уже тише себе под нос. Устал уже ругаться по этому поводу: и кого они все время боятся, все время запираются от кого-то, если он — здесь?

Через пять минут из кухни раздался грохот и крик матери:

— Оля! О-ля! Да куда же ты ведро-то дела? Мне мусор выкидывать надо!

— В коридоре, небось, — предположил в полголоса Колька, не отрываясь от монитора. — Выкинула мусор, и оставила ведро там, под дверями.

Отец, вздохнув, отложил газету, поднялся с дивана и отправился на кухню, «помогать».

— Тань, так, нету тут ведра, в коридоре-то…

Он толкнул дверь, и она легко распахнулась на лестничную площадку.

— И дверь чего-то не заперла… А она вернулась хоть, нет?

— Как это… Что? — мать показалась на пороге кухни. — Оля не вернулась? Беги, козел старый, ищи девку-то!

Мусоропровод был выше и ниже их лестничной площадки. Отец, как был, в носках, метнулся к лестнице, глянул вниз сквозь частую решетку, закрывающую лестничный проем, потом в три прыжка поднялся вверх. Через минуту он вернулся с пустым ведром в руках.

— Вернулась она?

— Так нету же!

До вечера он с сыном, которого внезапным увесистым подзатыльником оторвал от компьютера, бегал по всем знакомым, выскакивал на улицу, спрашивал соседей и прохожих, а поздно вечером мать с опухшими от слез глазами, несмотря на все уговоры подождать еще немного, набрала двузначный номер на диске старого телефона.

* * *

— Даша, зайди, пожалуйста, ко мне! — выглянул в курилку заместитель редактора. Дашка дисциплинированно затушила сигарету — все равно уже почти докурила — и, скорчив потешную рожицу остающимся коллегам, скрылась за дверью кабинета.