всегда будет чистым, его одежда всегда будет аккуратно и прочно сшита и
чистая. У него всегда будет сухая и теплая запасная одежда. Она очень
быстро выучит язык, ей ничего не надо повторять два раза.
И все это - через Жамах-переводчика. С шутками и комментариями.
Ксапа сердится, у Сергея ухо красное, с которого наушник сдвинут, а нам
весело. Даже Платон улыбку спрятать не может. Степнячка такие жалобные
гримаски строит. Один раз за руку Сергея схватила, мы все попадали, кто
на кого, потому что вертолет дернулся и наклонился.
А почему Ксапа сердится? Отвожу ее в хвост салона, так и спрашиваю.
- Ты чего сердишься?
- Я думала, Серый на Мечталку глаз положит. А он, гад, на стороне
девку нашел.
Так бы и сел, если б уже не сидел. Хотя, если подумать... Сергей
Мечталку обижать не станет. А если у нас голодно будет, к своим родителям
отвезет. Чудики не голодают. И вообще, полезно с чудиками породниться.
Может, он научит Мечталку вертолетом управлять?
- Не волнуйся. Степнячка - три полоски. А Мечталка женой будет.
- Щас как тресну! - еще больше распаляется Ксапа. - Я что, зря
целый год вам, бестолковым, доказываю, что рабства не должно быть? И что
от родного мужа слышу?
Думал, заплачет. Но нет, успокаивается, за руку берет, объяснять
начинает:
- Клык, пойми, у нас деления по полоскам нет. Законом запрещено.
Все равны. И двух жен нельзя иметь.
- Двух жен нельзя, а Михаил говорил, жену и любовницу - можно!
- Я его убью когда-нибудь, - и все-таки, шмыгает носом.
- Клык, ты зачем Ксапу обижаешь, - подсаживается к нам Жамах.
- Не знаю. Я, наоборот, успокоить хотел. Ксапа не хочет, чтоб у
Сергея две женщины были. Говорит, им нельзя.
- Ну почему же нельзя? - Жамах обнимает Ксапу за плечи, прижимает
к себе. - Вот хоть Клыка возьми. Нас у него двое, и кому от этого плохо?
Ксапа опять шмыгает носом и обнимается с Жамах.
- Всех убью, одна останусь, - звучит жалобно и совсем не убедительно.
- Ну чего она к Серому прилипла? Почему домой не хочет?
- Это я, наверно, виновата. Ваши степнячки просили, если кого из
ихних увижу, о новостях расспросить. Ну, я расспросила, а потом сама
рассказала, как хорошо здесь степнячкам живется. Все при мужиках, детей
в голодный год никто топить не заставляет, зимой не голодают... Ты прости,
что так получилось.
Назад летим быстро. Встречают нас всем обществом. Степнячка, которая
сидит в пилотской кабине рядом с Сергеем, сначала пугается, потом вдруг
радуется чему-то, даже на месте подпрыгивает, указывая рукой вперед. Я
смотрю - ничего особенного. Баламут со своими девками стоит. Лава нам
машет, Туна ребенка грудью кормит.
Садимся. Не успевает винт остановиться, как у дверей столпотворение.
Все сразу спрашивают, выйти не дают. Лава с Туной, как степнячку замечают,
ребенка Жамах суют, в кабину лезут. Ребенок плачет, что от титьки отняли.
Жамах видит, что белый вертолет тоже садится, ребенка мне передает, к
белому вертолету бежит. Смотрю я, кому можно ребенка отдать - некому!
Ксапа руками машет, Мудру рассказывает, как мы чудиков с воздуха искали,
Платон то же самое геологам рассказывает. Все наши степнячки вокруг
новенькой толпятся, восторг у них неописуемый. Жамах о чем-то с врачами
советуется. Мечталка Жука из-под белого вертолета вытаскивает. Некому
малыша отдать.
Тут наши охотники меня окружают. Так, с плачущим ребенком на руках,
рассказываю, что никакой войны с Чубарами теперь не будет. Они - наши
друзья, Мудренышу за это спасибо. Следующей весной можно с ними девками
меняться. Сергей, как бы, уже начал. Хоть и степнячка, но чубарская. Даю
Баламуту задание, чтоб его девки новенькую в две недели нашему языку
обучили. Заодно сами чубарскому учились.
Тут с Олежкой конфузия случается. Обед отрыгивает, меня пачкает,
сам пачкается. Охотники смеются, советы дают. Жамах с Ирочкой подбегают,
обе на меня ругаются. Что, мол, ребенок не горшок, если его вверх ногами
перевернуть, лишнее из него не выльется, только хуже будет. Отдаю им
малыша - словно оленью тушу с плеч сбрасываю. Вроде, нетяжелый, а как его
носить неудобно!
Ирочка говорит, что сейчас они машину заправят и домой полетят.
Я ей говорю, что никуда они не полетят, пока с нами у костра мяса не
поедят. Головач добавляет, что если еду с нами не разделят, нам они не
друзья.
- Ой, я нашим скажу, - растерянно пищит Ирочка и убегает.
Белый вертолет улетает, и Мудр начинает РАЗБОР ПОЛЕТОВ. Сейчас бы
поспать. Не выспался я. Два раза с утра сытно поел, спать хочу, а тут
- делами заниматься...
- Я доволен результатами полета, - первым говорит Платон. - Нас
приняли хорошо, нас запомнили. Думаю, в следующий раз нас встретят не
хуже.
- Думает он, - ворчит Ксапа.
- Я довольна полетом, - говорит Жамах. - Меня по-прежнему считают
своей, меня по-прежнему уважают и слушаются. Особенно уважают за то, что
не осталась насовсем.
- Как ты сказала? - интересуется Мудр.
- Да старухи в совете матерей меня не любят. Вечно я им как кость
в горле. А молодые все на меня смотрят, за мной слова повторяют. Охотники
меня уважают. Вот и получается, что по каждому пустяку по полдня ругаемся.
А сейчас я силу набрала, два сильных народа меня уважают. Мое слово в