Впрочем, ничего ужасного не случилось. Ходили за мной в Андалусии, ходят здесь — ну и что с того? Пусть ходят. Надо будет, я от них избавлюсь. На их стороне упорство и опыт, длинные ноги и острый нос, а на моей — воображение. Что бы такое вообразить? Ну, например, амнезийный гипноглиф, продемонстрированный в нужном месте и в нужное время — скажем, прямо сейчас. Подойти к этому тощему, к Глисту, достать амулет и сунуть в физиономию… а потом — к Лиловой Рубахе… — О чем мечтаешь? — Мартьянов потряс меня за плечо, и я очнулся. Мы уже шагали по Шестой, два “хвоста”, Глист и Лиловая Рубаха, тащились следом, и никаких магических амулетов у меня с собою не было. Ни черного, ни белого, ни голубого, на даже пестрой “веселухи”… “На дачу нужно ехать”. — промелькнула мысль. Нужно… Но как избавиться от топтунов? Нельзя их за собой тащить… Нагрянут и возьмут вместе с халатом, коробкой и амулетами… Тем более если наш разговор с Косталевским подслушан… Машинально перебирая ногами, стараясь не отстать от широко шагавшего Мартьянова, я припоминал подробности утренней телефонной беседы. Было мною сказано: посмотрел на черный амулет, нашел его на даче, но вряд ли это являлось бесспорным признанием Важно не что сказано, а как и в каком контексте; может, я просто подшутил над престарелым профессором? Таков мой стиль общения, и остроносый Иван Иванович с ним уже познакомился, как говорится, из первых рук. Так что ничем особенным я не рискую, в отличие от Косталевского. Он-то ведь говорил всерьез! И признался, что конфликтует со своими покровителями… А еще сказал, что навестит меня. Ждите, Дмитрий Григорьич, и я приду! Придет и попадется в лапы Глисту и Лиловой Рубахе… Какая-то смутная идея забрезжила в моей голове, что-то связанное с Косталевским и истинными намерениями Скуратова, но тут Андрей Аркадьевич толкнул меня локтем в бок:
— Ты что, друг мой? Спишь на ходу?
— Не сплю. Думаю.
— И что надумал?
— Нанять тебя, Мартьяныч. Чтобы твои ребята дали отсечку моим “хвостам”.
Разик-другой… А с остальным я сам разберусь.
— В секретное место нужно сбегать?
— Вот именно, в секретное. На дачу мою, под Приозерском. Только без топтунов. — Я покосился на другую сторону улицы, где, облизывая мороженое, неторопливо шествовал Глист. Потом спросил:
— Какой возьмешь гонорар, Андрей Аркадьич?
— Никакого. Ты оказал мне услугу, я окажу тебе. И все в ажуре. — Нет, не пойдет. Мои услуги были щедро оплачены. В твердой валюте, насколько помнится. Так что и я готов платить.
— Тоже в твердой валюте? — насмешливо прищурился Мартьянов.
— В какой назначишь.
— Раз так, я назначаю доллар. Ровно один американский доллар — знаешь, серенький такой, с портретом Джорджа Вашингтона. Есть у тебя доллар, друг мой? Доллара у меня не было, зато через каждые сорок шагов нам попадались обменники. Я, скрывая улыбку, тормозил у каждого и спрашивал, не продадут ли Джорджа Вашингтона, но попадались сплошь Франклины да Гранты, либо, в крайнем случае, Джэксоны. Наконец искомое нашлось — в пункте Промстройбанка, у молодой красотки с наклеенными ресницами. Пролистав мой паспорт, она сунула в окошко доллар и сдачу, потом ехидно осведомилась:
— Справку на вывоз оформлять?
Я покачал головой:
— Не надо. Доллары я вывожу исключительно контрабандой. Зашиваю под кожу.
— А в какое место? — Девушка игриво хлопнула ресницами. — В мошонку, — буркнул Мартьянов, сунул доллар в карман и потащил меня дальше. Глист и Лиловая Рубаха шли за нами как приклеенные. — Ну, шеф, какое будет задание? Отвезти на дачу под Приозерском и чтобы без топтунов?
Я молча кивнул, размышляя о том, что Мартьяныч хоть и бывший милицейский, а человек. Кстати, богатый человек: мы приближались к “Антарктиде”, и за ее огромными окнами уже сверкала шеренга белоснежных холодильников, сияли серебром газовые и электрические плиты, громоздились на полках чайники и утюги, вентиляторы и тостеры, мясорубки и микроволновки. При виде их Мартьянов мечтательно улыбнулся и сказал:
— Договоримся так: ежели тебе на дачу ехать, ты звонишь и произносишь пароль. Такой, к примеру… — Он запрокинул голову, опустил веки и продекламировал:
— Из Петербурга в Хамадан, чрез горы и моря, до пограничников дошли раскаты Октября. Скажешь, и ровно через час подъедет Паша Кирпичников, чтоб обрубить “хвосты” всяким шавкам. А если тебе в какое другое место понадобится, скажешь другой пароль: отговорила роща золотая березовым, веселым языком… Как дальше, помнишь?
— И журавли, печально пролетая, уж не жалеют больше ни о ком, — закончил я и, прощаясь, протянул ему руку.
Глава 14