Крыши наших домов

«Все странно. И человек устроен странно, — думал Жильцов. — Вон спит Кокорев, странный человек. Судя по всему, вывел машину тютелька в тютельку. Сидел и даже пот с лица не стряхивал — волновался, конечно, дергался, да некогда было, я-то видел... А завтра пойдет на танцульку и будет вкручивать какой-нибудь очередной местной красотке про летную романтику. Чушь собачья! — И снова Жильцов возвращался мыслями к Людмиле: — Может быть, она была сегодня права, и это у меня от долгого одиночества, от тоски, от нетерпения? А если даже так, зачем размышлять над этим? Человек не имеет права на одиночество, это противно самой его сущности. В Людмиле же есть не странность, есть удивительность — это разные вещи. Странность вызывает подозрения — именно это я испытывал к Кокореву. Удивление же переходит в восторг... Может быть, говорить сегодня с Людмилой надо было совсем, совсем иначе. Просто обнять и сказать: «Давай будем вместе, ты и я». Ведь наверняка где-то в глубине души она думает так же.

Нет, — продолжал разговаривать сам с собой Жильцов. — Тоже чушь! Сегодня все было правильно. Если бы я обнял ее, она имела право оттолкнуть меня и подумать бог весть что.

Когда давным-давно я сказал Наташе, что не смогу без нее, я верил, что так оно и есть. Оказалось — смог. Как в том анекдоте: один молодой человек пригрозил девушке, что, если она не выйдет за него замуж, он умрет. Она не вышла за него замуж, и он действительно умер! Через сорок пять лет...

Наверно, первая любовь всегда более бездумна. Вон Женька — со школьных лет влюблен в свою Ию и ни о чем не думает. «Придет время — женимся» — вот и все. А смогу ли я теперь без Людмилы?»

Он не заметил, как прошло уже два часа, но усталости не было. Все равно, надо заставить себя лечь и уснуть. Обязательно уснуть. Он усмехнулся: когда там, в эскадрилье, объявляли предполетный отдых, боже упаси, если тебя кто-нибудь встретит на улице! Врач обязательно отстранит от полета, да еще выволочка от начальства.

Он разбудил Женьку. Все-таки пусть лучше Кокорев поспит дольше, — парню сегодня досталось, что ни говори. «Спать, — сказал он сам себе. — Все будет хорошо. Все должно быть хорошо».

Он проспал рассвет и не видел, как деревья, словно прижавшиеся на ночь друг к другу, начали расходиться, вставать на свои дневные места, и в мире стало просторно. Когда он проснулся, возле рации сидел Кокорев. Женьки в машине не было.

— На разведку пошел, — объяснил Кокорев. — А мы хорошо сели, командир. Площадка хоть для танцев.

— Естественно, — пожал плечами Жильцов. — Знаете нашу поговорку? «Скажи мне, кто твой штурман, и я скажу, где ты сядешь». Ну, не обижайтесь! — Он выглянул в открытую дверь. Да, кажется, действительно хорошо сели. Жильцов спрыгнул в мокрую траву и увидел Женьку.

— До моря метров триста, командир. А если хочешь вымыться — там ручеек. Я двух лосей спугнул.

— Закусочной случайно не видел поблизости?

— Много есть вредно, командир, — сказал Женька. — Ты, наверно, еще со вчерашнего сыт. Как там было?

Он задал этот вопрос с плохо сыгранным равнодушием, и Жильцов невольно улыбнулся.

— Ничего, — сказал он. — Ты зря не пошел. Хотя у тебя ведь живот болел!

— Но, конечно, вы вспоминали больного?

— Ты только не огорчайся, Женя, — сокрушенно сказал Жильцов. — Ни разу не вспомнили! Извини, но так уж получилось.

— Ясно, — сказал Женька, и Жилькову показалось, что он даже повеселел. — Вы вспоминаете обо мне только тогда, когда вам что-нибудь надо. Там есть бутерброды с колбасой, а в термосе черный кофе.

— Я сначала к ручейку, — сказал Жильцов.

Он отошел недалеко, когда услышал высокий Женькин голос: «Командир, рация!» — и бегом бросился к машине.

Кокорев быстро записывал что-то в блокноте, потом протянул блокнот Жильцову. Там было всего два слова: «Как договорились».

— Повторили три раза открытым текстом, — сказал Кокорев.

— Передайте: «Вас понял». Женя, дверцу!

«Как договорились» — это он так договорился c Линьковым. Значит, то судно уже глубоко вошло в наши воды. Он так и договорился с полковником — сигнал будет дан, когда судно уже не успеет уйти. Сейчас Жильцов мысленно видел как бы огромное пространство, испещренное точками, и все эти точки смещались к одной — к тому судну, которое было где-то здесь, поблизости. Пространство пришло в движение: где-то уже шли «крылатые», от ближних застав подтягивались к морю группы «тревожников» — граница перекрывалась.

Жильцов не стал пробовать машину. Едва поднявшись над лесом, он сразу отдал ручку от себя и увеличил скорость. Машину начало заваливать вправо — он отвел ручку влево до упора и не заметил, как проскочил береговую полосу, — внизу была серая, тронутая ветром, рябая вода...

Он поднимал машину выше и выше, и наконец, минут через пять, Кокорев увидел то судно.

— Они развернулись, — сказал Кокорев. — Попытаются уйти.

— Догоним, — спокойно сказал Жильцов. — У тебя все в порядке, Женя?

— Все, командир.