Крыша

– Вот оно что! То есть ты этим своим увольнением хочешь себя наказать? Хочешь таким образом заставить замолчать свою совесть? – Святослав Игоревич горько усмехнулся. – Поверь моему опыту, совесть не заткнется. Теперь это с тобой навсегда. Если ты в чем-то считаешь себя виноватым, то переубеждать бесполезно. Я и не буду. Вот только наша служба безопасности провела подробное расследование. Я с ним внимательно ознакомился, и вижу, что ты все делал правильно. Законов и инструкций ты не нарушил. Твои недочеты, если они и были, не могли сами по себе послужить причиной аварии. Даже чисто по совести, лично тебя я в этой ситуации ни в чем винить не могу.

– А я могу. – Санёк упрямо сжал губы.

– Что ж, это твое личное дело. Если ты в чем-то видишь свою вину, то искупи ее. Исправляй, что в силах исправить. Сделай так, чтобы подобные аварии больше не повторялись. Помоги, как умеешь, тем, кто пострадал. Но главное, – шеф привстал, уперев кулаки в столешницу и грозно нахмурился, – не смей усугублять свою вину! Ты сейчас собрался нас бросить. Бросить три тысячи человек, которые именно в этот момент очень нуждаются в твоей помощи. Ты понимаешь, что кроме тебя здесь некому разбираться со снегоуборщиками и с этим твоим… который под куполом на канатах ездит? Запомни, парень. Если сейчас сбежишь с поля боя, то я тебе этого не прощу. – Он снова сел и продолжил уже с какой-то грустью в голосе: – А гораздо хуже, что ты и сам себе этого никогда не простишь. – Подобрав заявление об уходе, шеф аккуратно разорвал его и кинул в мусорную корзину. – Иди работай. Это твой проект. Твоя крыша. Так доведи ее до ума. Раз впрягся, то тяни свою лямку. Крыша должна выдержать хотя бы эту зиму. Дальше все будет уже не так критично, и я смогу тебя отпустить, если ты, конечно, к тому времени не передумаешь.

   ***

   Домой Санёк вернулся в растрепанных чувствах и встретил там Данилу. Бледного, злого и даже, кажется, немного похудевшего. Коллега набросился на Санька с места в карьер:

– Твой канатный уродец, оказывается, может подкручивать талрепы. Танюха вполне с этой задачей справляется, но, ты понимаешь, что нам нужно ослаблять талрепы с обеих сторон каната, чтобы его потом перецепить на соседнее, не треснувшее крепежное кольцо? С двух сторон, понимаешь? То есть с одной стороны будет Таня роботом орудовать, а с другой на верхотуру полезет живой человек. Монтажник. Там в среднем тринадцать этажей пропасть под ним. И уступ всего в сорок сантиметров, и сверху, заметь, в метре над ним надувная крыша и этот чертов трос. И сквозняк изо всех щелей, от которого пальцы леденеют, даже в перчатках. А монтажник будет согнутый в три погибели на таком вот уступчике корячится! И как его туда доставлять? А если он упадет и убьется? Мне, чтобы расцепить на разные крепежные кольца все те тросы, которые эти рукожлопы по два на кольцо нацепляли, надо перехреначить почти шестьдесят тросов! Сколько я с этим провожусь? А снег в любой момент опять начнет сыпать. Риск повторной аварии огромен. Ты понимаешь, что мне как воздух нужен второй такой же канатный…

– А из чего я его сделаю? Там же все было из ржавого хлама…

– Делай из чего угодно. Только делай. Прямо сейчас. Такого не хочешь, делай другого уродца. Только чтобы он мог двигаться снизу по канатам, чтобы мог талрепы крутить и отцеплять-прицеплять. И хватит делать вид, что эта авария тебя раздавила и ты ничего теперь не можешь. Я от тебя не отстану. Соберись и работай.

– Ладно, Данил, хватит уже нудеть. Тащи лучше манипуляторы, какие найдешь и канатные ролики на электротяге. Еще нужны хотя бы четыре подвижных видеокамеры, аккумулятор… Щас я тебе полный список нужного набросаю, с желаемыми параметрами… И вот еще что. Пластиковые гусеницы – это фуфло. Геркулесы из-за них на мокрой ткани проскальзывают и тяжелый сугроб толком сдвинуть не могут. Надо придумать, как нацепить на гусеницы какую-нибудь резину, лучше шипованную… Ну это я сам, чуть позже займусь.

   ***

   Вечером, когда Санёк вытянувшись и закрыв от усталости глаза лежал на кровати, пришла Маша. Тихонько постучалась, приоткрыла дверь.

– Можно?

– Заходи, солнышко. – Он вскочил. – Я всегда тебе рад. Очень сердишься на меня?

– Я на тебя? За что?

– За крышу. На звонки не отвечала… Ты садись.

– Да у меня комм пропал в этой лавине. – Она осторожно присела на стул.

– Понятно. А сама ты как себя чувствуешь? – Санёк сел рядом, внимательно ее разглядывая.

– Кости целы. – Маша чуть поморщилась. На пальцах и на щеках следы обморожения. – Врач говорит, ерунда, мол, ушибы и вот это все… Повезло, говорит, тебе. Заживет и шрамов не останется.

– Ты прости, что я не уберег тебя… вас всех.

– Ты-то при чем? Ты же роботов делаешь. А там крепежи полопались… Это ты прости меня, Сань.

– За что?

– Ну, за Торина, – она вздохнула. – Мне ребята потом сказали, что ты видел…

– Видел. И что?

– Да, понял, наверное, что я люблю его. Расстроился.

– Расстроился, конечно… Ты ведь ему совсем не нужна. Он даже…