Когда крыша была полностью установлена и надута, Санёк, впервые за неделю, нормально выспался. А потом зарядил порывистый ветер. Даже снизу было видно, что крыша заметно пошевеливается. Порой она хлопала, как парус в шторм. Наверху что-то гудело, потрескивало и выло. Монтажники лихорадочно подкручивали талрепы, поддомкрачивали то вверх, то вниз центральную опору. Пару матов все-таки пришлось снимать и перешивать, чтобы установить их нормально, без зазоров между стеной и крышей.
Данила рвал и метал:
– Я месяц решал дифуры, рассчитывал кривизну крыши в объеме, учитывал степень растяжения тросов и ткани, а эти рукожопы при выкройке просто ошиблись на полметра! На полметра! Уму не постижимо! Нахрена тогда вообще нужны математика и инженерное дело? Давайте, блин, прямо сюда завезем швейный цех, будем прикладывать и подшивать каждый мат прямо по месту! Посадим этих дур на крышу, и пусть орудуют прямо на ветру, вручную, иголками, как, блин, в Средние Века!
Однако, в конце концов, все наладилось. Щели между крышей и стеной были уничтожены как класс. Раздутая компрессорами ткань на стыках с внешней стеной плотно обхватила парапет и возвышалась теперь над его уровнем сантиметров на десять. Когда на гладкую, с почти незаметным уклоном, крышу выпал первый серьезный снег, настал звездный час Геркулесов – так Санёк окрестил своих роботов-снегоуборщиков. Два из них были, один за другим, подняты на внешнем лифте на крышу, и запущены "пастись" на просторе. Еще два находились пока в доработке. Их доклепывал Миха, а Санёк, сидя за монитором в своем контейнерном домике, рулил одним из Геркулесов, обучая его AI снегоуборочной работе и, по ходу, сам обучаясь работе бульдозериста.
Оказалось, что главная проблема – не уронить Геркулеса вниз. Робот легко сгребал своим пластиковым отвалом снег с натянутой, как струна, ткани и толкал его перед собой. Но никаких флажков, заборов и иных обозначений того, что "сейчас будет обрыв" по краям крыши не было. Санёк раз за разом не доводил Геркулеса до бездны, оставляя собранный снег горой лежать в метре-другом от края крыши. Спутниковая навигация, на которую он понадеялся, достаточной точности не давала. Саньку удавалось понять, что до края еще надо чуть-чуть дожать, только потому, что одновременно с ним, глядящим на процесс снегоуборки с камер Геркулеса, на этот же процесс смотрел Данила, с камер висящего сверху квадрикоптера.
Но ведь все время полагаться на камеры квадриков нельзя. В метель или просто в сильный ветер, когда работа Геркулеса будет особенно нужна, квадрик запустить не получится. Его просто залепит снегом и сдует прочь!
– Знаешь что, – пробурчал в конце концов Данила из динамика. – Надо установить на крыше какую-нибудь радиолокационную станцию. Подешевле, да понадежнее. Тут у местных пограничников на базе валяется парочка СВОД-ов. Это вертолетные РЛС-ки. Леталки уже выработали свой ресурс и списаны, а РЛС-ки на них еще ого-го. Им ни пурга, ни ночь не помеха. Поехали к погранцам прямо сейчас. Если повезет, то за ящик коньяка мы обе станции у них выкупим.
– А зачем нам обе? И одной достаточно.
– У них обзор сто восемьдесят градусов. Если ставить на самой макушке крыши, то две надо ставить. А лучше поставим их на наружной стене, чтобы с разных сторон глядели на крышу. Тогда возвышение в центре крыши не создаст им слепой зоны, а, главное, система будет видеть происходящее как бы двумя глазами.
***
Снаружи мело третий день. Заморозки сменились потеплением и все более густыми осадками. Санёк все время прислушивался к крыше. Каждый час, каждую минуту, в фоновом режиме, уже не отдавая себе в этом отчета. Он столько времени смотрел на нее – и снизу, своими глазами, и через десятки различных датчиков, и через камеры дронов, локаторов. Он, кажется, даже ощущал ее через гусеницы и манипуляторы своих роботов. Он привык все время держать ее в голове, воспринимать, чуять, как огромное живое существо. Сегодня был плохой день. Крыша гудела и вздрагивала от порывов ветра иначе, чем раньше.
– Ох, Пушкин, что-то мне боязно. Она, правда-правда, не порвется?
– Не должна, – ответил Санёк, чуть менее уверенно, чем ему самому бы хотелось.
Маша заскочила к нему на огонек перед ночной сменой. Она грустно улыбалась. Пила какао. Изредка надкусывала пряник. Болтала о ребятах из их бригады, о прошлой жизни на материке, обо всем на свете, кроме самого главного. Он любовался на нее, лишь изредка вставляя слово-другое. Наконец, решился:
– Солнце, ну когда ты ко мне переедешь-то? Я ведь тебя вижу все реже. Сижу тут один целыми днями, как медведь в берлоге.
– Вижу я, как ты "один", – она хитро прищурилась. – Все время к тебе кто-то заскакивает "на минуточку". То эта Танечка, то Яна Романовна, то еще бог знает кто. А уж звонки… Даже полчаса посидеть со мной спокойно не можешь. А ведь рабочий день у вас уже кончился.