Крымский щит

Володя, с тяжёлой для него и неудобной «шкодой», сначала чуточку отстал, а затем, повинуясь какой-то неясной догадке, свернул налево, продрался через кусты и выбрался к самому берегу примерно в тридцати метрах от моста.

«Бык» – средняя опора – был срезан двойным взрывом. Железобетонное полотно хотя не развалилось, но выгнулось и наискосок свалилось в речку. И у нижней части этого «наискосок», там, где клокотали и напирали короткие студёные волночки, в самой что ни есть беспомощной позе, гусеницами и колёсами кверху, друг на дружке лежали большой угловатый бронетранспортер и танкетка Т-1.

Ещё один бронетранспортер каким-то чудом не упал, удержался задними колёсами, зато щелястое его рыло висело в трёх метрах над водой; несколько немцев уже сумели выбраться из нелепо висящей машины на левый берег, двое ещё выбирались.

Вот по ним и резанул Володя из «шкоды», и метко: оба свалились куда-то в передок бронетранспортёра.

И тут же справа донеслось «ура» и, перекрывая грозный лай МГ-42, застрочили автоматы и захлопали винтовки.

Предмостное укрепление на правом берегу, которое сейчас штурмовали партизаны, с того места, где оказались «кубанцы», не было видно. А вот левый берег просматривался прекрасно: и оба пулемётных гнезда, обложенных мешками с песком, и окопчики, куда попрыгали уцелевшие фрицы. Пацанов немцы, похоже, не успели разглядеть или не сразу оценили угрозу.

Такие вещи в бою даром не проходят. Фланкирующий пулемёт и три автомата с расстояния чуть больше трёх десятков метров – это вещь смертельная, даже если стрелки не самые лучшие. Ближний к «кубанцам» фашистский пулемёт замолчал, его ребристый ствол задрался в небо; и как минимум трое фрицев дёрнулись и провалились на дно окопов, а ещё трое перестали стрелять и спрятались.

А вот до дальнего пулемёта на левом берегу достать вроде не получалось.

Володя, быстро – почти по-хачаридиевски – сменив магазин и передёрнув затвор, сошёл в воду и, удерживая равновесие, высунулся из-за берегового выступа.

Тут же по воде резанули фонтанчики густой автоматной очереди.

Володя отпрянул, но через миг опять чуть высунулся и почти вслепую разрядил полмагазина.

Отпрянул, вновь высунулся и тут же спрятался; немецкий автомат конечно же пролаял, но коротко, всего три выстрела.

Вот тут-то Володя высунулся ещё раз и уже прицельно ударил по ближнему окопу правого берега, где фриц как раз перезаряжал свой «рейнметалл».

– Выше бери, мать твою! – вдруг совсем рядом раздался крик.

На мгновение для Володи и для всех «кубанцев» перестал существовать грохот ожесточённого боя и понимание смертельной опасности.

– Христаради! – завопили они в четыре глотки.

Это и в самом деле был Сергей.

Синий, как покойник, со струйкой крови, выбивающейся из уха, цепляясь ободранными руками за ветки и камни, по самой кромке, по пояс в быстрой воде он пробирался к ним.

Добрался до выступа и, пытаясь обогнуть его, едва не упал. Но не упал – подхватили, вытащили на берег.

Толик, единственный, кто оказался в стёганке (остальные – в рубашках и гимнастёрках), мигом сбросил ватник и попытался укрыть Хачариди; но Сергей, не произнеся ни слова, перехватил стёганку и надел как следует – в рукава, даже застегнул на крючок. Затем решительно взял у Володи «шкоду», сунулся к выступу – и только тут обмяк и непременно бы свалился в воду, если б пацаны не поддержали – оттащили к обрыву и то ли тепла ради, то ли от пуль прикрывая, прижали его спинами.

А тем временем пятеро партизан во главе с Колей-морячком (остальные десять, в том числе Айдер, второй хачаридиевский оруженосец, остались лежать, срезанные пулемётным и автоматным огнём) добрались до окопов и ещё не подавленного пулеметного гнезда.

Через три минуты в живых от них осталось четверо, все раненые, Саша – тяжело, но и от фрицев на этом берегу – никого. Только из обложенного мешками с песком гнезда на том берегу бил и бил короткими прицельными очередями МГ-42.

А в нишке окопа, рядом со срезанным Володиной очередью автоматчиком, прямо как по уставу, лежали три ручные гранаты.

Матерясь и сдавленно постанывая, когда приходилось опираться простреленной левой рукой, главстаршина Игнатьев дополз до края мелкой траншеи и, не вставая, бросил через речку гранату.

Она не долетела метра три, упала на бетонное полотно, ещё раз отскочила и взорвалась, рассадив гусеницу перевёрнутой танкетки.

Пулемётчик тут же прочесал очередью поверх траншеи, откуда вылетела граната, и замер, выжидая.

– Вот ведь паскуда, – посетовал Игнатьв; потом выдернул чеки обеих гранат, вскочил и бросил их в направлении пулемётного гнезда.

Упасть в траншею он не успел: две пули просекли форменку. Но эта очередь оказалась последней: гранаты взорвались с интервалом в четверть секунды и обе – в огороженной мешками огневой точке.

Укрывалось в ней четверо фрицев. Все там и остались.

…Спустя сорок минут из Белокаменска прикатили два мотоцикла и тяжёлый грузовик с автоматчиками. Картина была ясна: взорванный мост, разбитые пулемётные гнёзда, безвозвратно утраченные танкетка и один бронетранспортёр. Второй удалось вытащить.