Он специально упомянул одно из названий масонства – «Общее дело».
Великий мастер помолчал. А потом сказал:
– Я думаю, вы пожалеете о своем отказе! Я передам ваши слова…
Лучше бы он этого не говорил. Олег Павлович всегда считал себя человеком выдержанным и, можно сказать, миролюбивым. Правда, он давно подозревал за собою грех гордыни. Но того, что он может так вот вспылить, он не знал:
– Вы мне угрожаете? – сорвался Олег с принятого «братского» тона. – Вы мне угрожаете?! Да кто вы такой?! Жалкий адвокатишка, пробравшийся с черного хода в ложу! Вы пытаетесь мне угрожать и указывать, что мне публиковать. Знаете, где я вас видел?.. – видно, в Олеге Павловиче взыграло его флотское прошлое. Та, как он сам считал, «грубая мужская казарменная атмосфера», через которую он прошел в молодости. И он высказал, где он видел Можаикова…
И тот отключился.
Через пару минут Олег Павлович, конечно, пожалел о своей горячности. Но, как говорится, слово не воробей, вылетит – не поймаешь.
Было еще одно обстоятельство, из-за которого он не хотел публиковать этот текст. Дело в том, что решение о передаче принималось на самом высоком уровне. И когда начались сложности, то ответственность, чтобы не подставлять высокое начальство, взял на себя его товарищ – один ну очень высокопоставленный человек. Как раз тот самый, в угоду которому и планировал он свою секс-вечеринку. И, как заведено в таких высоких кругах, публикацию в «подведомственном» Мировому издании мог принять на свой счет.
Так что Мировой, отказывая Великому мастеру, решил для себя: «Пусть они сами разбираются во всей этой истории».
Олег Павлович вовсе не собирался порывать с ложей. То ли по простоте души своей, то ли от легкомысленного отношения к вопросу он посчитал, что данный разговор еще не завершен. И решил, что надо объясниться с братьями. И не только объясниться, но и каким-то образом повлиять на их позицию. Предупредить их, ведь в своем путешествии вокруг Европы он обрел не только бесценные знания, но и самое главное – твердое убеждение, что российское масонство перед Февральской революцией, уклонившись от своего главного дела – духовного роста – и занявшись подготовкой переворота, привело себя к гибели.
Поразмышляв на эту тему, Олег Павлович решился опубликовать завещание последнего масона, которое привез от европейских братьев, но не передал в ложу.
И не только опубликовать, но и написать от себя – конечно, под псевдонимом – вступительное слово.
Так он и сделал. Написал предисловие, в котором изложил свой «Символ веры» и надежду на то, что новое русское масонство учтет ошибки предшественников и «пойдет другим путем».
Мировой рассчитывал, что будет реакция. Может быть, даже бурная реакция. Но, как ни странно, после публикации наступила тишина. Зловещая тишина. Прекратились звонки.
Олег старался не заморачиваться по этому поводу. Но ситуация его постепенно напрягала все больше. И на пятый день он рискнул. Решил позвонить знакомому брату Михаилу: они симпатизировали друг другу.
Михаил ответил. Но разговор получился странно уклончивый:
– Миша, ты читал «завещание»?
– Ну да!
– Что ты по этому поводу думаешь?
– Да это было давно. И неправда! Похоже, что ты переборщил…
– В чем я переборщил?!
– Ну, в своих выводах…
Так, словно клещами, он вытягивал из брата Михаила Сапожникова каждое слово. И только под конец такого трудного, а главное, нудного разговора Михаил вдруг разразился тирадой:
– Олег! Они тебя радировали! – зачем-то перешел на шепот Сапожников. – Твое имя вообще запрещено упоминать! Общаться с тобой тоже запрещено! Тебя никогда не позовут в ложу. Ты вообще, как сказал наш Великий мастер, не существуешь! И тебя не было никогда… Поэтому извини, но то, что я даже сейчас с тобой говорю, может мне выйти боком…
В общем, поговорил, как чистой росой умылся.
Но теперь он хотя бы понял, что происходит. И почему вокруг него установилась гробовая тишина.
Никогда он не был так близок к высшей власти. И в прямом, и в переносном смысле слова.
Уютная тихая квартира в центре города, которую он снял для любовных утех, выглядела гостеприимно и располагала к отдыху. Тем более что имелась вся необходимая мебель. Огромные кровати с чистыми белоснежными простынями. В ванной большое, как он сам про себя назвал, олимпийское джакузи, где можно уместиться на пару с девочкой в платье из ситца…
Женщина-вамп Ирина не подвела. Привела подругу.
Когда Мировой увидел ее, то аж присвистнул от удивления: «Вот это кобылка!» Статная. Длинноногая. По лицу видно – нервная, горячая.
«Бывшая балерина!» – успела шепнуть ему на ухо Ирка.
Заранее из самого дорогого ресторана привезли сюда и роскошные блюда. Стол ломился от всевозможных деликатесов. Ананасы, клубника… Ну и, соответственно, кругом цветы, цветы… Их пьянящий запах проник во все щели и уголки этих съемных апартаментов.
Подтянулись дружненько к столу.
Олег Павлович откупорил шампанское, добытое из «собственных погребов». Произнес витиеватый тост за любовь. Говорил хорошо. Даже в чем-то верил сам себе. Мол, без любви ничего на свете не бывает. Ни жизни, ни радости.