Крымский излом

Генерал-фельдмаршал выглянул в окно. Растянувшаяся колонна, миновав мост через заснеженную реку, снова углубилась в лесной массив.

7 февраля 1942 года. 15:05. Лесной массив на шоссе между Рославлем и Юхновым. Гвардии капитан ОСНАЗ РГК Бесоев Николай Арсеньевич.

Везде, где немцы появлялись со своей "цивилизаторской" миссией, они цивилизованно вырубали лес на пятьдесят метров по обеим сторонам дороги. Тут тоже было что-то подобное. Лес вырублен, но местами ширина просеки не превышала пятнадцати метров от обочины. Здоровенная, более чем тридцатиметровая ель, упав после взрыва накладного заряда, должна с гарантией перекрыть проезжую часть. Танк через такую преграду прорвётся, хотя и с трудом, а вот легковушка наверняка застрянет. Особенно "Хорьх"...

Вспоминаю инструкцию для британских и американских парашютистов времён высадки в Нормандии: "Если вы видите "Хорьх" – немедленно стреляйте, в 99-ти случаях из ста, вам попалась важная птица". В трёх десятках метров от этой ели стоит ещё одна, почти такая же высокая. И у её комля притаился такой же накладной заряд. Так сказать, импровизированная мышеловка для Гейдриха. Парни уже с самого утра расставлены по местам. Там, где должны остановиться голова и хвост колонны, выставлены гранатомётчики, которых прикрывают люди капитана Серёгина... Вот слышен далекий звук мотора... Всё, засада замирает...

К капитану Серёгину мы прилетели уже за полночь. Большая поляна со всех сторон была окружена высокими елями. Там, под разлапистыми ветвями и натянутыми масксетями мы до поры до времени и укрыли свои вертушки. Капитан Серёгин оказался невысоким коренастым офицером в заношенном белом маскхалате. Его люди казались копией своего командира – такие же суровые и немногословные. Этот район они "окучивали" уже больше трёх недель, и поэтому им была знаком каждый куст и каждое дерево. Спокойно выслушав суть нашего задания, капитан Серёгин не выразил никаких эмоций, будто он и его люди каждый день таскают этаких Гейдрихов пачками в штаб фронта. На самом же деле он уже решал про себя, какое место для засады подойдёт лучше всего.

По зимнему лесу передвигаться можно было только на широких и коротких охотничьих лыжах. Примерно в этих же местах в начале XXI веке была наша база. Мы, конечно же, осваивали лыжи, как узкие, спортивные, так и широкие, охотничьи, подбитые шкурой северного оленя. Биатлон для людей нашей профессии – естественный вид спорта. Но я не припомню, чтобы тогда, спрыгнув с лыж, можно было провалиться в снег по пояс или по грудь. Максимум, по колено или чуть выше. Сдаётся мне, что природа за эти семьдесят лет изрядно потеряла в размахе и великолепии. Или же эта зима особо выдающаяся, в смысле снежного покрова, и весной надо ждать бешеного половодья.

Из чего можно сделать два вывода. Во-первых, немцы практически не имеют никаких шансов догнать нас на своих двоих. Во-вторых, любой из нас, кто потеряет или поломает лыжи, тут же сразу и безнадёжно отстанет. Для перевозки важных пленных мы имеем с собой четверо специальных саней-волокуш. В каждые сани могут впрячься два-три бойца. К счастью, нам не надо умыкать Геринга – на его тушу потребовалась бы волокуша, которую тянет, как минимум танк. Почему четверо саней, когда Гейдрих один? Гениальная фраза генерал-майора Бережного:

«Один пишем, три в уме... Во-первых, товарищ капитан, там не только Гейдрих может быть достоин похищения – мало ли, с какой важной шишкой он едет в одной машине. Обычный полковник из штаба группы армий "Центр" тоже тянет, как минимум, на "Красную звезду". Во-вторых, даже если кроме Гейдриха никого не удастся поймать, то у тебя или у Серёгина могут быть раненые. Это война, а не учения, и даже в состоянии крайней необходимости бросать своих нехорошо. В-третьих, если можно брать – бери, по двум первым причинам лишним не будет».

Ну, а уж если меня заставили взять эти санки, то по дороге к засаде мы по полной загрузили их оружием, боеприпасами и взрывчаткой.

– Тихо, – сказал я и прислушался – колонна приближается. Уже ясно был слышен лязг гусениц головного танка. Радист протянул мне гарнитуру с микрофоном, и я сказал в него: "Первый звонок".

Где-то далеко в небе эту фразу услышал капитан Покрышкин, и его Су-25, прекратив кружить в зоне ожидания, лёг на курс, который должен был привести машину к рубежу атаки над дорогой. Подкрыльевые пилоны Су-25 были оснащены блоками 80-мм НАРов. У пилота был только один категорический запрет – он не должен был обстреливать легковые машины. Как мы узнали от высотного разведчика, предполагаемое место нахождения нашей цели – середина колонны. Будет обидно, если Гейдриха разорвёт на куски реактивный снаряд прямо на наших глазах.

Головной немецкий танк прошёл мимо нашей засады, и я дал следующую команду: "Второй звонок".