Я обернулся. Помощник полковника бежал по дороге, спотыкаясь с непривычки в этой русской обуви, именуемой "валенки". Если бы не они, наши ноги давно бы превратились в кусок льда. Но бегать в этих валенках по утоптанному снегу, это всё равно, что скакать на бешеной корове. Вот он повернул, огибая подбитый танк, и чуть не упал с непривычки, смешно взмахивая руками. Ещё пара минут, и весь растрёпанный, покрасневший и запыхавшийся первый лейтенант предстал перед нами.
- Эндрю, – строго сказал ему полковник Рэндолл, – сначала приведите себя в порядок, вы позорите нас перед союзниками. Потом чётко и ясно доложите, ради чего вы устроили весь этот забег?
- Сэр, – сказал Томпсон, – Победа! Только что московское радио сообщило, что генерал Клейст капитулировал вместе со всем своим штабом. Сопротивление немецкой группировки сломлено, массовая сдача в плен. В честь этого завтра вечером в Москве будет артиллерийский салют в двенадцать залпов...
Мы с полковником Рендоллом переглянулись. Лавина, сорвавшаяся с горы, набирала ход. Я на минуту задумался.
– Эндрю, пойдите, соберите всю нашу журналистскую публику, только никого не забудьте, нам в Вашингтоне за них головы оторвут. А нашему доброму ангелу, мистеру Иванченко скажите, что мы желаем посмотреть места недавних боёв в городе Сталино. В конце концов, нам было обещано показать всё, что мы пожелаем увидеть. Ступайте.
Лейтенант убежал, а я посмотрел на полковника.
– Знаете что, Джеймс, у меня вдруг возникло желание своими глазами взглянуть как на победителей, так и на живых побеждённых. Если повезёт, то нашим писакам могут разрешить даже взять интервью у немецких пленных и у советских солдат. Дядюшка Джо снабдил нас бумагой, способной проломить любые стены. Президент должен получить от нас с вами самую свежую и точную информацию. Возможно, что от этого зависит сама судьба Америки.
- Да, сэр, – кивнул полковник, – я тоже так думаю.
6 февраля 1942 года. Около полудня. Аэродром люфтваффе недалеко от Минска.
– Герр обергруппенфюрер, – толстый майор люфтваффе стоял перед Гейдрихом навытяжку. – Мы не можем выпустить ваш самолёт. Командира вашего истребительного прикрытия гауптмана Шмидта увезли в госпиталь. Наш врач считает, что у него аппендицит. Приступ начался прямо в воздухе, он едва дотянул до аэродрома.
Рейнхард Гейдрих с тоской оглядел заснеженное поле, на котором сиротливо стояли две "тётушки Ю" с его людьми и восьмёрка истребителей Ме-109F из состава авиакорпуса "Германия". По приказу фюрера они должны были сопроводить трёхмоторные транспортные самолёты до Смоленска и вернуться обратно.
– Проклятая страна! – подумал Гейдрих, – Всё не как в Европе. В Варшаве сейчас плюс пять тепла, зеленеет трава и паненки ходят в лёгких демисезонных пальто. А тут – минус двадцать, ветер, снег, глушь. Говорят, что в лесах даже завелись какие-то партизаны. Надо было срочно собрать лучших специалистов и самых опасных головорезов, чтобы долететь до этой дыры и застрять из-за не вовремя заболевшего животом пилота-гауптмана. Чёрт бы побрал этого формалиста! Но, видимо, его предупредили о моём визите и хорошенько накрутили хвост, так что он теперь боится, как выпустить меня, так и не выпустить... Теперь придётся ждать сутки, пока из Варшавы пришлют замену...
– Нет, так не дело не пойдёт! – приняв решение, Гейдрих резко повернулся к коменданту аэродрома. – Значит так, герр майор, самолёт гауптмана Шмидта поведу я лично. Я боевой лётчик, прошёл всю польскую компанию. Несите сюда свой журнал полётов, я лично напишу в нём, что беру ответственность на себя, находясь в здравом уме и трезвой памяти. И помогите надеть парашют, чёрт вас возьми.
Час спустя, "Тётушки Ю" вместе с истребителями сопровождения оторвались от заснеженного поля и взяли курс на восток. В кабине одного из мессершмиттов 109 вместо штатного пилота сидел обергруппенфюрер СС Рейнхард Гейдрих. Вслед им в эфир полетели радиограммы, предупреждающие командование люфтваффе и группы армий "Центр" о визите особо важного гостя.
6 февраля 1942 года. 14:04. Штаб ГОТМБ-1 ОСНАЗ РГК. Командир бригады генерал-майор Бережной
День начался как обычно: утром – полевой лагерь, в полдень – штаб, вечером – опять полевой лагерь. Жизнь бьёт ключом и, к счастью, не по голове. Слава всем богам и основоположникам марксизма-ленинизма – сегодня не надо ехать в Кремль.