— Прекрасно. Тогда я прошу права беспрепятственного проезда по вашей территории — для меня и моей охраны. И прекращения огня на время ведения переговоров. Идет?
— Удрать хочешь? — ощерился пират.
— Дурак, — искренне сказал Филателист. — Это у вас, пиратов, удрать — нормально. А я листоноша. Таким родился, таким и умру. Без клана меня нет. Куда я удеру?
— Идет, — кивнул есаул, и вслед за ним выразили свое согласие минг-баши, полковник ополчения и, чуть погодя, пират. — Неделю перемирия мы вам дадим. Заодно порядок наведем. Бандитов к ногтю, сектантов на кол... Поэтому если у нас будут постреливать — не обращайте внимания, это не по Джанкою, это так, уборка территории. Но если кого из ваших поймаем, или из цитадели хоть один выстрел в нашу сторону раздастся — не обессудьте, ответим всем, чем сможем, невзирая не перемирие.
.
Сигнальные ракеты
Степной ветер принес с собой не только прохладу, но и тучи красного песка. Песчинки оседали за ворот широкой рубахи Пахома, смешивались с потом и моментально превращались в подобие наждачной бумаги, натирая плечи и спину погонщика. Почесываясь и чертыхаясь на каждом шагу, Пахом побрел к своему рюкзаку, притороченному к раме самодельного велосипеда. Немного покопавшись в рюкзаке, мужчина нашел то, что искал — видавшую виды арафатку. Платок этот достался ему от деда, а тот привез его из далекого Египта, ещё до катастрофы. Что это за место такое, Египет, Пахом не знал. И почему дед называл клетчатый платок столь необычным словом, «арафатка», тоже не ведал. Однако он любил хвастаться последним подарком от деда во время очередного возвращения в Джанкой, пропуская стаканчик в одной из харчевен в компании таких же простых работяг, как и он сам.
Укрыв лицо и шею от надоевшего песка, Пахом поразмышлял несколько мгновений, и решил укомплектоваться по полной программе. Отцепил от одного из поясных карабинов обмотанные изолентой гогглы и нацепил их поверх арафатки.
Теперь порядок, можно и оглядеться в поисках напарника и браминов.
Пахом и Ярик уже третий год пасли многочисленное стадо браминов, двухголовых коров, принадлежавших джанкойской общине. Стадо было общим, на его содержание собирались средства не только с рядовых обитателей Джанкой, свою лепту вносил и клан листонош. Ведь только ученые мужи из клана умели обрабатывать мясо браминов так, чтобы не только удалить из него все токсины и радиацию, но и оставить его после обработки пригодным для употребления в пищу. Эта говядина высоко ценилось не только внутри стен цитадели или в Джанкое, но и далеко за их пределами.
А Пахом и его напарник вносили плату своим трудом. Они, как и ещё несколько погонщиков, посменно приглядывали за браминами, перегоняя стадо с одного пастбища на другое. Конечно, растительность в окрестностях Джанкой сейчас небогатая, но для прокорма нескольких сотен хвостов её хватало. Почему хвостов? Да ведь хвост у брамина один, а головы — две.
Пахом оглядел раскинувшиеся перед его взглядом степные просторы. Судя по пылевым столбам и витающим в небе птицам (погонщик надеялся, что это просто птицы, а не степные попугаи), стадо отошло немного на юг. Конечно, это небольшое отклонение от традиционного маршрута, но иногда погонщики позволяли животным самим выбирать куда идти. Вдруг там травы больше? А если возникнет необходимость, то погонщики всегда могли пустить в дело свои длинные хлысты и направить стадо в нужную им сторону.
Где-то вдалеке громыхнуло, и Пахому показалось, что в небе он увидел отблеск молнии. Неужели гроза?
Понаблюдав ещё какое-то время за белесым небом и так и не заметив на нем ничего подозрительного, Пахом достал из рюкзака старенькую, но исправно работающую рацию. Вытянув антенну на максимум, он щелкнул тумблером и стал прослушивать частоты. Почти все каналы были забиты помехами и шумами, но иногда сквозь весь этот гул и скрежет прорывались обрывки фраз. В основном это были частицы так называемого «радио эхо» или «радиопризраки». Слова, произнесенные десятки лет назад, все еще блуждающие в эфирном потоке. Но если найти свободную частоту, то можно обмениваться сообщениями с напарником, используя азбуку Морзе.
Неожиданно «белый шум» в динамике рации сменился барабанной дробью и хриплым хрипловатым мужским голосом.
— Здорово, это диджей Алмаз! Сегодня я и мой коллега эмси Топоров поставим для вас самые забойные хиты семидесятых и восьмидесятых! И первой композицией в нашей вечерней программе прозвучит «АС/DC»... и их «Highway to Hell»... шьию... трррр...
Эфир вновь заполнили помехи. Пахом ещё некоторое время провозился с рацией, после чего выругался и спрятал аппарат обратно в недра рюкзака.