Вольные Города, копирующие по своей сути древние средневековые независимые бюргерские поселения с Магдебургским правом, регулярной армии не имели, но собрали ополчение — вчерашних фермеров и ремесленников, относящихся к войне как к очередной работе — грязной, нудной, но необходимой.
Ополчение СВГК прибыло под стены Джанкоя на разномастном транспорте — от автопоездов до караванов мулов, и тут же занялось строительством собственного лагеря. Транспорт поставили кольцом, вырыли колодцы и отхожие места, обустроили караулы и приступили к инженерной войне.
Каждый вечер после заката бригада копателей начинала рыть туннели под стены Джанкоя с целью их заминировать. Листоноши, быстро сообразив, что к чему, ответили симметрично. Туннельная война происходила невидимо и неслышно, лишь изредка над степью раздавались приглушенные хлопки подземных взрывов, да порой ополченцы возвращались, притаскивая с собой трупы — когда два туннеля случайно соединялись, и в узкой норе завязывался ожесточенный бой между ополченцами и листоношами.
Ополченцы в лагере держались особняком, ни с татарами, ни с казаками не контактировали, ни о каком взаимодействии родов войск слышать не хотели — и в результате за заложенных ими минах подорвался разъезд пластунов. Есаул и минг-баши позвали полковника ополчения на очередной совет. Постановили: хотя бы раз в день собираться и обмениваться планами — дабы татары не бомбили казаков, те не рубили ополченцев, которые, в свою очеобещали не подрывать ни тех, ни других.
Война, казалось бы, вошла в нормальное русло, Джанкой атаковали и днем, и ночью, и грубой силой, и хитростью, и инженерной — и цитадель листонош неминуемо бы пала, если бы в лагере (точнее, во всех трех лагерях) объединенных сил не появились бы странные личности в сером.
Это были сектанты Серого Света, у которых имелись свои старые счеты с кланом листонош.
У них даже палаток с собой не было — сектанты, точно серая пыль, равномерным слоем оседали на чужой территории и начинали мутить воду. Сами они в атаку не ходили, предпочитая вести просветительскую работу по ночам, у костра, агитируя людей. Вскоре стали происходить странные вещи: десятка два татар не явились на намаз, променяв муллу на гуру Серого Света; трое казаков пошли в самоубийственную атаку на Джанкой, обвязавшись динамитными шашками; ополченцы-саперы начали строить храм Серого Света...
Прежде чем руководство объединенных сил успело решить проблему сектантов, возникла еще одна трудность: к осаде Джанкоя примкнули пираты Рыжехвоста. Вместе с пиратами к стенам цитадели стянулись бандиты чуть ли не со всего Крыма. За ними подтянулись торговцы наркотой и, разумеется, маркитантки.
В лагере началось полное моральное разложение. Грабежи, драки, азартные игры и глупые смерти по пьянке происходили чуть ли не ежедневно. Осада отошла на второй план после разборок «кто кого пырнул» и «кто что украл».
Есаул отреагировал решительно и молниеносно. Отряд пластунов за одну ночь вырезал большую часть сектантов (некоторым удалось сбежать), а татарская сотня вынесла самых безбашенных бандитов, едва не спровоцировав крупномасштабную бойню с пиратами.
Словом, осада Джанкоя при таком развитии событий имела немного шансов на успех.
Поэтому, когда клан листонош предложил переговоры, весь руководящий состав осаждающих — есаул, минг-баши, полковник ополчения и капитан пиратской баржи — с радостью согласились.
Каково же было их удивление, когда парламентером оказался не кто иной, как сам Филателист!
Могучий старец в просторном белом балахоне (заменяющем белый флаг переговорщика) явился в штабной шатер один, без оружия, и абсолютно спокойным.
— Приветствую, — сказал он. — Салам алейкум!
Первым отреагировал пират.
— Давайте его скрутим! — взвился он. — Это же Филателист! Самый главный! Без него они не продержатся и дня!
— Погоди, — сказал ополченец. — Не торопись. Не дурак же он являться сюда один и без козыря в рукаве.
Филателист улыбнулся в усы:
— Верно мыслите, уважаемый.
Листоноша распахнул свой бурнус и продемонстрировал два десятка брикетов пластиковой взрывчатки, закрепленных на жилете.
— Стоит мне отпустить эту кнопку, — сказал он, показал зажатый в руке детонатор, — и от вашего лагеря останется только большая воронка. Я свое пожил, смерти не боюсь, а умереть во имя клана — большая честь.
— Чего вы хотите? — спросил есаул.
— Прекратить эту дурацкую войну.
— Это не в наших полномочиях.
— А в чьих же тогда?
— Хана Арслана Гирея Второго, гетмана Дорошенко, адмирала Рыжехвоста и совета управителей Симферополя, возглавляющих Союз Вольных Городов Крыма, — прилежно перечислил полковник ополчения.
— О-хо-хо! — вздохнул Филателист. — Правду говорят — у семи нянек дитя без глаза, а у четырнадцати — без двух. Ну и где я могу видеть всех этих уважаемых личностей?
— В Старом Крыму. Там ставка командования.