Крылья ужаса. Рассказы

Худо-бедно, видит народ: надо его чему-нибудь попроще обучить. Сестрицы плачут за него, все пороги у высшего начальства обили. Но кроме как ягоды да грибы собирать – ничего проще не придумали. Дали ему корзинку, палку – девица сладкая по картинкам в книге грибы да ягоды различать его учила. Пошёл Ерёма-дурак в лес. Приходит назад – у девицы над головой как корона из звёзд вспыхнула. Смотрят в корзинку – там одни глаза. Много глаз разных устремлены как живые, не на людей, а куда – неизвестно. Все в обморок упали. Встают – а глаз нет, корзинка пустая. Ерёма спит на печке, как дурак набитый. Ничего не понимают. Все бегом – к колдунье. Так и так, значит, нешто Ерёма – колдун? Пошла колдунья в избу, посмотрела в рот спящему Ерёме и сказала:

– Не нашего он племени. Дурак он, а не колдун.

А про глаза отгадать не смогла. Гадала, гадала – и всё глупость получалась. То козёл хохочет, то свиньи чернеют неспроста.

Обозлилась колдунья. Метким взглядом глянула на Ерёму – а он дрыхнет, ноги раскинул, рот разинул и почти не дышит.

– Надо на ево, такого паразита, погадать, – проскрипела она. – Посмотрим, что выйдет.

Вынула грязную колоду, чмокнула её три раза, перевернула, на Ерёму покосилась – и давай раскладывать.

Раз раскинула – пустое место получается, два раскинула – пустое место, три – то же самое. Судьбы нет, жизни нет, дома нет, жены нет, вообще ничего нет. Ни в прошлом, ни в будущем, ни в настоящем. Первый раз у первого человека в мире такое выходит. Колдунья струсила, видит, дело плохо, ни туды ни сюды, плюнула, шавкой плюгавой обернулась – и бежать. До дому – ибо даже у колдунов дом бывает.

Народ тогда вообще во всём разочаровался. Ерёма наутро встал, по грибы пошёл, да листьев сухих принёс. Все ахнули и махнули на него рукой. Разные дураки бывают, разной степени, но это был абсолютный. Никогда такие не появлялись.

Стали жить да быть, как будто Ерёмы вообще нету. «Мысли от него только мешаются», – жаловались бабоньки. Надо было ему жену сыскать. Без жены под небом ничего быть не может. Но какая за него пойдёт? Вдруг сладкая девица – которая по картинкам грибы его различать учила – говорит: «Я пойду за него замуж». Все так и обомлели. Она сказала: «Я за него пойду», потому что у самого дурака спрашивать было бесполезно: всё равно ничего не поймёт. Впрочем, он иногда говорил, но ни по уму и ни по глупости, а как – никому не понятно.

Значит, решили объявить про это событие дураку всем миром. Собрали сход, сладкую девицу разодели, радетели её плачут: «За кого, мол, ты выходишь?», нищие песни поют, девица отвечает: «А мне ево жалко». Ерёма стоит посередине, в штанах, только головой в разные стороны поводит. Сладкая девица подходит к ему и говорит: «Я тебя люблю!» Как только сказала она эти слова, вдруг тьма объяла небо, грянул гром и деревня исчезла. Стоит Ерёма один, как ошалелый, а кругом него тьма и пустота. Потом на миг появились опять те, кто были вокруг него, но уже в виде призраков. Сладкая девица на него смотрит – а глаза словно внутрь себя уходят. Ужас бы любого объял, да для таких дураков и ужасов нет. Мигнула опять деревня призрачным своим бытием – и исчезла: куда, не стоит и спрашивать. Гром грянул, всё совсем пропало, даже призраки. Не стало и девицы. Только эхом отдалось: «Я люблю тебя!»

Больше уже на месте той деревни ничего нет. А дурак в лес ушёл. Бродит не бродит, ест не ест, пьёт не пьёт. Хотел его нечистый заплутать, сам заплутался – и тоже исчез. Повеселел лес…

…Много годов с тех пор прошло. Ерёма-дурак в городе объявился. Люди добрые к нему пристают: поучись. А чему учиться-то? Ну, начать надо с главного, с божественного. Но у Ерёмы божественное не получается: всё делает шиворот-навыворот. Опять ни туда ни сюда. Наставитель осерчал: «Ну, раз у тебя с Богом нелады, иди к сатане!» Ну и что, пошли к сатане. На краю городка человек жил – полукозёл-полукошка. Говорили, что у него с сатаной самые уютные отношения. Человечек Ерёме: «Убей», а Ерёма вопит: «И так мёртвый!» Взмок полукозёл-полукошка. Принесли с подвала дитя розовое, нежное, как мармелад. Человек даёт Ерёме нож: «Переступи!», а Ерёма только чихнул. Полукозёл-полукошка завизжал: «Ты чего насмехаешься!..» – и в глаза ему глянул. Глянул – и отнесло его. «Уходи, – издалека кричит Ерёме, – не наш ты, не наш!»

Ну, если не светлый, не адский, значит, земной, пустяшный, решили в городе. Но про то, что Ерёма ничего земного в руки не брал (потому что из рук всё валилось), мы уже знаем. И поэтому ничего с Ерёмой у горожан етих, конечно, не получилось. «Что ж он – никакой!» – испугались они. «Ежели хотя бы он тютя-вятя был, – рассуждал один старичок. – Тютя-вятя, он хоть что-то делает, хоть сквозь сон. Вяло, а хоть что-то делает. А етот – вне всего!»

«Ничего, как смерть подберётся, так запляшет по-человечески, – говорили другие. – Смерть, она кого хошь научит».

И правда, то ли сглазил кто, но с Ерёмой скоро очень нехорошие шутки стали происходить.