Читаем Крутые перевалы полностью

— Когда же ты поведешь нас в Монголию? — неприязненно спросил он. Алжибай отрицательно мотнул головой.

— Далеко, трук. Надо ходи туда зимой. Сейчас много воды, много рек. Тонуть будешь.

— Вот так нас и водишь за бороду. — Кушненко отошел в сторону и хмурый лег на серый мох.

— Сколько дней надо идти? — поинтересовалась Вера.

— О, десять — двасать… Шибко далеко. Силы не хватит однака. Лутчи тут надо жить, тайга большой. Хлеб надо забирать красных.

— Сам попробуй забери, — сердито сказала Вера.

Бородачи поодиночке ушли к своей избушке, построенной в пяти верстах от пещеры. Оставшись наедине с Глазковым, Алжибай достал из сумки туес с аракой и кусок грязного, облепленного волосами мяса.

— Ешь подарка, — кивнул он старику. — Будем свадьба делать. Отдавать твая депка за мой Тимолай. Пропадать не будем. Мы знай много тайги, много зверя. Сроду умирать нельзя.

— А это видел! — Вера показала старшине кулак и по тропинке сбежала к ручью.

— Худой ум у депка, — усмехнулся Алжибай.

Он уехал ночью. Под ногами лошади долго трещал хворост. Долго лаял ему вслед кобель Ивана Корниловича.

Глазков разговаривать с дочерью не мог. Уткнувшись носом в лохмотье, он бормотал, кашлял. Вера сидела у костра, тупо смотрела на рассыпающиеся угли, на летевшие кверху искры. Она не знала, что будет завтра, чем кончится сватовство Алжибая, и где оборвется ниточка, притягивающая ее к жизни. Вера понимала, что на Шайтан-поле банду теперь не пустят, а слова старого Гурьяна пробудили память о деревне, о жизни, где нечего бояться. Вера искала выхода, терзалась сомнениями, плакала без слез, их не хватало залить тоску.

* * *

— Ты что же, под ей-богу нанимаешь рабочих? — был первый вопрос Персикова. Он развел в стороны свои черные свирепые усы, но встретился с пытливым взглядом Стефании и, проглотив какие-то неудобосказуемые слова, уставился на облепленную мухами чернильницу.

— То есть, как это? — притворился Пастиков.

— Деньги почему не платишь?

— А тебя за горло берут?

— Тебе надо, чтобы взяли? Нет, ты, Петро, брось ваньку валять, а то на следующий раз ничего не получишь… И коней завтра же сниму с дороги.

— Ты, товарищ, этого не сделаешь!

И опять две пары глаз перехлестнулись в безмолвном поединке.

— Как не сделаю?!

— Так и не сделаешь. Партиец и, кажется, выдвиженец, а рядишься, как бывший торгаш.

— Извиняюсь, товарищ женщина! — Персиков заскрипел старомодным креслом. Под рукавами его толстовки бугрились внушительные мускулы. — Ну да, в конце концов, формально я не обязан кредитовать рабочей силой какой-то зверосовхоз и рыболовлю вашу…

— Ты не ерепенься, а дай нам конопли и бондарные инструменты.

— Вот еще счастье. Где это я тебе взял!

— Ты же сеешь…

— И ты сеял.

— Подумай, зря себе в тарелку плюешь.

Тем временем Самоха свозил в Рыбинское рыболовные снасти, бегал по избам и с прибаутками добывал у баб нужную пряжу, десятки кудели и все, что могло пригодиться там, на Щайтан-поле. А за ним, как нитка с клубка, разматывалась вездесущая сплетня:

— Слыхали, Петро-то Пастиков?

— А как же… Накрючил весь белый свет…

— Ведь своим умом, говорят, затеял эту переплетицу.

— Что ж партия-то смотрит?

— Кто же их знает… Из края ему подпора идет…

— Край — краем, а вот ежели наши за спасибо тайгу корежили, это — да.

Но тут же ершами щетинились защитники:

— Не трепались бы люди.

— Будто незнакомый человек.

— А кто поддержал артель?

Слушая эти разговоры, Самоха бил себя в грудь:

— Да наплюйте в глаза и уши, ежели качнем… Вот приду и скажу всему миру: «Я звонарь, делайте меня, варнака, лысым!»

— Рвать-то у тя нечего, — смеялись слушатели.

— И в самом деле, у другого на ладони больше волос, чем у тебя на черепке.

* * *

— Давай, давай, Петро, — говорил Федотов, кося бойкими глазами на Стефанию. — Шляпину бюро райкома сделало накрутку, а Персиков просто из осторожности канителит. Этого мы и так одернем.

Пастиков поводил плечами, как будто его щекотали сзади.

— Да пойми, пока они раскачиваются, там люди с голоду передохнут… Ну спроси у Липинской, как на них наскочила банда, а вы здесь и не почесались.

— Ты не кипятись… Все нам известно… Но не в один день все делается. И такое предприятие должно быть на центральном снабжении… Говори спасибо, что мы из остатков наскребаем тебе… Ведь колхозники отказались в твою пользу от товарного пайка.

У ворот они начали прощаться и тут столкнулись с Анной. Раскачиваясь в бедрах, она несла на коромысле воду. Смущенный и испытующий взгляд ее немного узких глаз остро упал на Стефанию. Две женщины осмотрели друг друга, как скупщик на базаре оценивает выдающуюся лошадь и, видимо, не найдя порочного, встречно улыбнулись.

— Ну, утром едем в тайгу, — заговорил Пастиков. — Если надумала, то сматывай манатки.

— Вот хорошо будет, — обрадовалась Стефания.

И этот подкупающий голос развалил стену, выросшую в воображении Анны за эти последние месяцы.

— Да уж собралась, кажется. — Она еще раз метнула взглядом и, улыбаясь, сошла к берегу.

— Какая славная, — восхищалась Стефания. — Кто это, не жена ли, Пастиков?

— Да… дурака свалял, — лукаво отмахнулся он.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всероссийская библиотека «Мужество»

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии