Круги на воде

Петрус в восторге от нового плана. Еще бы! Власть – очень много власти – во всех мирах. Я вижу, как лихорадочно блестят его глаза, и мне это не нравится. Но, кажется, никто другой не замечает. Иешуа слегка хмурится. Очевидно, он понимает, что раз сохранил возможность творить волшбу, то именно ему уготовано стать сыном Божьим, ведущим за собой людей. Но Велес говорит ему, что рабство нужно разрушить, – и кому это сделать, если не новому Богу и его сыну? И Иешуа со смуглой Шошанной прикладывают ладони к своим рисункам на шее и согласно кивают. Стрибог, которого Иешуа зовет Себек, пленен и удерживается в надежной темнице, дабы давать возможность Божьему сыну являть миру чудеса.

Всё это звучит слишком хорошо. Никаких больше кровавых Игр и вынужденных убийств, рабы получат свободу, люди смогут жить по новым законам, появится единая Летопись с настоящей историей миров и в живых останется только один бог – и получит все души мира. И какая разница, как его при этом будут называть – Осирис, Локи, Аид, Велес или просто Бог. А в том, что место Единого Бога займет именно Велес, я не сомневаюсь. Но что же будет со Стрибогом, когда он сыграет свою роль? А с остальными Чемпионами? С Божьим сыном?

Слишком много вопросов. Какова в этом моя роль? Для чего я осталась в живых – да еще и сохраняю силу, которой Велес щедро поделился? Я теряюсь в подозрениях: а не было ли в изначальном плане вместо Божьего сына – дочери? И почему сейчас всё поменялось? Конечно, мой бог хочет сохранить свою личину в тайне – но здесь столько свидетелей его будущего восхождения. Значит ли это, что мы все уже авансом мертвы?

Замечаю, что, кроме меня, никто не тревожится, все принимают эту стратегию – я наконец запоминаю новое слово – с радостью и начинают живо обсуждать дальнейшие действия. Я же делаю то, к чему привыкла с самого детства. Наблюдаю.

4. Год 1904 от Восхождения Фараона

Мы готовимся к новой эре. Некоторые довольно болезненно переносят фальшивое наставничество Иешуа. Безусловно, руководит Велес, но на людях Иешуа – главный, и это приводит Петруса и его друзей в бешенство. Мне интересно: устройство Мидгарда сделало его жителей такими воинственными и словно рожденными для соперничества или же выжили лишь самые норовистые Чемпионы этого мира? Группа повстанцев разбивается на две части. Иешуа, Шошанна с Марфой, Иоанна и два ее друга, Филиппос и Симонас, – с одной стороны. Петрус, Бартоломеус и Маттеус – с другой. И мы с Андрисом, словно два дурачка, мечемся из стороны в сторону. И если Андриса еще можно понять – их отношения с Марфой чисты и безмятежны, и ему трудно выбирать между семьей и любимой, – то со мной всё сложнее.

Отношения с Петрусом трещат по швам. С каждым днем становится труднее. У нас очень разные взгляды на жизнь, и мы часто спорим, а властность и несдержанность его натуры усложняют попытки к примирению. Я всё больше времени провожу в компании Иешуа, подруг и парней из Империи. Мы тоже часто спорим, но это не похоже на беседы с глухой стеной. Филиппос говорит, это всё потому, что дебаты направлены на обмен мнениями. Мне это по душе.

Прямо сейчас я лежу на своей половине кровати, смотрю на спящего Петруса и вспоминаю наш последний разговор, который начинался за здравие, а кончился – как это часто бывает в последнее время – за упокой.

– Ты всегда такой напряженный, – стараюсь говорить мягко. – И воинственный.

– Жизнь научила. Обычно слабость оборачивается против тебя самого, – усмехается он, гладя меня по обнаженному плечу, и мне приходит в голову неприятная мысль. Для него я тоже – слабость.

– Что произошло с твоей семьей? – осторожно спрашиваю я.

– Погибли, – его голос глухой и безжизненный.

– Расскажи, – прошу я, мне хочется облегчить его ношу.

– Моя семья была отмечена богами с самого начала Игры, – он начинает говорить без особого желания, с трудом выталкивая слова. – Поколения моих предков были Чемпионами и побеждали. Мой старший брат Сигмарис тоже был избран, когда мы с Андрисом только-только вошли в пору. Но через год пришло время отдавать одного из нас Одину, и мой близнец покинул семью. А еще через год Сигмарис, гордость семьи, должен был пройти обряд Посвящения, стать воином Тора.

Он замолкает, и на его шее я вижу судорожно бьющуюся жилку.

– Он не прошел испытание, – шепотом говорит Петрус. – Провалил с треском и навлек позор на наш род. Андрису повезло: он уже вступил в ученичество, а ученики Одина отрекаются от рода, лишая себя продолжения и бессмертия. Позор, который пал на нашу семью, пришлось смывать мне. Вот этими самыми руками.

– Что за испытание? – спрашиваю я, пока он с ненавистью смотрит на свои ладони.

– Прежде чем стать настоящим Чемпионом, – глухо произносит Петрус, – послушник должен избавиться от всего, что связывает его с миром. Устранить любую привязанность.

Не хочу этого слышать. И уже открываю рот, чтобы остановить его – я всё поняла, – но он опережает.

– Нужно убить свою семью, – голос Петруса безжизненный.