Кровавый жемчуг

Словно в глубине души обнаружился глубокий бездонный лаз, и оттуда эхо отозвалось… Отозвалось слабенько да и погасло…

– Ну так покажи дорогу-то, – и Данилка первым направился к порогу.

Филатка, самый молодой и шустрый, подтолкнул Федосьицу, да и подмигнул вдобавок – видим, видим, как ты добра молодца завлекла!

Она догнала Данилку и пошла с ним рядом. Оба молчали. Данилка решительно не знал, о чем говорить с девкой, когда никто, кроме них двоих, в беседе не участвует. А Федосьица соблюдала девичий обычай – первой беседу не затевала. Так и шагали, причем довольно быстро, огибая неторопливых пешеходов, расходясь и вновь сходясь.

Оказалось, что Ваня как раз, отобедав, на Аргамачьи конюшни побежал. Стало быть, Семейка его там перехватить должен. Раз так Господь распорядился – значит, Семейка и будет Ваню уговаривать поехать в Коломенское, заменить дружка.

– На Волхонку, что ли? – спросила Федосьица.

Данилка ничего не ответил. Выйдя с анофриевского двора, он смерил взглядом улицу и узнал вдали ворота покойной Устиньи Натрускиной, царствие ей небесное. Коли не Устинья – не было бы ему в жизни пути. Бывает ведь и такое – жила себе баба, жила, все бабьи глупости да хитрости совершила и через хитрость свою погибла. А совсем чужой человек загадку ее смерти разгадал, и отплатил ему за это Господь добром – начал понемногу в люди выводить…

Очень хотелось Данилке похвастаться своим удачным розыском (который, кстати, и с Федосьицей его познакомил), да не знал парень, как бы половчее начать.

– Так на Волхонку? – переспросила Федосьица.

Он кивнул, и точно так же, молча, они пошли к «Ленивке».

Третьяк Матвеев, Томила и Филат уже были там. Плясица Дуня с ними не пошла – была у нее на Москве родня, где можно переночевать.

Последним подошел Семейка.

– Ну, сговорился, – коротко сказал он Данилке. – Сегодня же и поедет. Да больше трех дней я у него не выпросил.

Данилка вздохнул. Он понимал, что и за это должен быть Ване благодарен, однако три дня на розыски убийцы, не оставившего никаких следов, – маловато…

Федосьица, оказавшись в кружале, чувствовала себя неловко – того гляди прочь погонят. Не любили целовальники баб, которые приходят пьющих мужей уводить!

Третьяк, который, коли судить по оживлению, был в кружалах частым и любимым гостем, догадался, в чем дело.

– А мы вот целовальника попросим – он нам особое местечко отведет, – сказал Третьяк. – Они люди умные. У них всякие тайники бывают.

На сей раз тайник оказался несложным – целовальник, Левонтий Щербатый, просто-напросто отвел все общество в погреб. Ему и раньше доводилось скоморохам такие услуги оказывать.

В погребе всякого добра хватало. Были там беременные бочки в тридцать и полубеременные – в пятнадцать ведер.

– Это еще не бочки, а бочата, – сказал выразившему удивление Данилке Щербатый. – Вот в обителях иногда такое стоит – диву даешься, как она, бочка, вообще в подвале оказалась! Не иначе, как сперва ее туда уложили, а потом над ней своды возводили. С места их даже никогда не сдвигают, а наливают и вино выпускают через особые дырочки с трубками.

Расселись на пустых бочатах и, дождавшись, пока целовальник уйдет, приступили к военному совету.

Ежели деревянная харя и впрямь примета для отыскания клада, то не с кладом ли увязана гибель купца Горбова? Эта мысль казалась самой разумной.

– Выходит, надобно нам побеседовать с кладознатцами, – сказал Третьяк. – У меня есть один знакомец, он обычно на Москве промышляет.

– Ну так он на прочих и выведет! – брякнул Данилка.

Семейка негромко рассмеялся.

– Дитя ты еще несмышленое. Они-то, кладознатцы, друг с дружкой на ножах. Каждый утверждает, что его кладовая роспись самая верная, а у других – тьфу, одно вранье и блядни. Ему-то, поди, о себе нужно первым делом позаботиться.

– А ежели по-умному? Завести разговор о соперниках – глядишь, и проболтается?

– Не проболтается, они ушлые, – разочаровал товарища Семейка. – Однако с чего-то тебе начинать надо. Вот и ступай, благословясь, вместе с Третьяком к его кладознатцу. Кто он таков? А, Третьяк?

– Звать его Абрамом Петровичем, откуда родом – шут его ведает, годами немолод. Божится, что сорок лет клады ищет, и немалое количество их уж взял.

– Погоди, дядя Третьяк! – перебил Данилка. – Да коли он хоть один путный клад взял – какого лешего ему дальше этим промыслом заниматься? Купил бы себе дом, завел хозяйство, лавки с товаром! А коли он сорок лет клады ищет – значит, мало что хорошего сыскал!

– Парень дело говорит, – поддержал Томила. – Я всяких умалишенных видывал. Ежели человек сорок лет одним и тем же занимается, а добра не нажил, – стало быть, его таракан обидел.

– Какой таракан? – едва ли не хором воскликнула молодежь – Данилка с Федосьицей и Филат.

– Сказывают, коли таракан спящему в ухо заберется, то все внутри головы он выгрызает. И человек ума лишается, – объяснил Томила. – Ну, растолкуй нам, дуракам, свет Третьяк, как это возможно – сорок лет клады находить и не разжиться?