– Ничего подобного, – оборвала ее Лидия, на миг призадумавшись, не отправится ли в Ад (если таковой существует) сама за этакие скоропалительные ручательства. – Ты же говоришь, что никого не убила, что, так сказать, по-прежнему девственна в этом смысле.
– Так она нас и зовет, – прерывисто, с дрожью в голосе прошептала Евгения. – «Мои девы»…
Именно так называл Исидро «птенцов», обращенных в вампиров, но еще не открывших счет жертвам. «В это время, – рассказывал он, – они, лишенные сверхъестественных сил, порождаемых, подкрепляемых смертью добычи, наиболее беззащитны и пребывают в полной власти хозяина». Но вдаваться в такие подробности Лидия, разумеется, не стала, а вместо этого повернула разговор в прежнее русло:
– Расскажи о ней. Расскажи, как все произошло.
Подобно Исидро, Петронилла Эренберг обольщала добычу через сновидения.
Очевидно (так уж подумалось Лидии), способностью испанского вампира к чтению снов тех, на кого он стремился воздействовать, она не обладала, но методами пользовалась схожими. Нищета, жалость к родным и друзьям, живущим в убогих трущобах, славянская склонность к мистике, уходящая корнями в глубокую древность, единственное утешение, доступное всякому бедняку, – все это нашло отклик в грезах о таинственных голосах, о женщине ослепительной красоты, внушающей: «Ты в силах одолеть это зло! Ты можешь спасти, изменить мир к лучшему!»
– Она говорила, все эти ужасы творят над собратьями-людьми вовсе не люди. Господь сотворил человека добрым… с этим согласен даже мой отец… так как же люди могут оказаться причиной окружающего нас зла – заводов, фабрик, мастеров, помещиков? Все это козни демонов, говорила она. Демонов в обличье людей. Демонов, нашептывающих людям на ухо и заставляющих их творить зло. Папа сказал, все это вздор, но сны не прекращались. Обычно Выборгская сторона мне не снится, а снится деревня, где я родилась и жила, пока папа не отправился искать счастья в Петербург. Там мы и мерзли часто, и жили впроголодь, зато я могла гулять в полях, в березовых рощах… А в этих снах мне привиделось, где ее можно найти: в клинике доктора Бенедикта, совсем рядом, от нашей школы недалеко. Я и ходила туда искать ее, три раза, четыре… и другие рассказывают то же самое.
– Другие? Наподобие Коли?
Евгения кивнула:
– Да. Все шли искать ее там, где во сне видели. И вот однажды я застала ее в клинике. Иду по улице, вижу: стоит на крыльце. Наши взгляды встретились, как в книжках пишут, и я узнала ее даже издали, за целый квартал. И сразу почувствовала, будто встретилась с той, кого знаю всю жизнь, с той, кто любит меня… только я о ней почему-то забыла. А она сказала, что ждет меня. Что я очень нужна ей. И не только ей – Господу.
«Ну, разумеется».
Лидия снова прикрыла глаза – на сей раз от злости на эту особу. Точно такая же жгучая ярость в адрес Исидро охватила ее, когда к ней в обеденном зале («Подумать только!») парижского отеля «Санкт-Петербург» подошла Маргарет Поттон.
«Дон Симон сказал мне, что я смогу найти вас здесь…»
«Так вот отчего она выбирает добычу среди мальчишек и девчонок четырнадцати-пятнадцати лет, – подумала Лидия. – Наверное, тем, кто младше, не пережить превращения в вампира, а более взрослых не одурачить столь примитивной и очевидной ложью».
В жизни Лидия редко кого-либо ненавидела, однако за это, за такую ужасную ложь, за кражу жизни, надежды и веры – «Да, вот она, вся суть вампиров… что стоит им отнять все это у добросердечного ребенка ради собственной выгоды?» – возненавидела Петрониллу Эренберг до дрожи в теле.
– Понимаете, это же кровь святых, – объясняла Евгения, сидя на полу, у ног Лидии, и доверчиво прильнув к ее коленям. – Папа говорит, святые, все до единого, – просто бездельники, вечно совавшие нос в чужую жизнь, но дело не так-то просто, я знаю, знаю! Не так-то просто! А мадам сказала, что ей во сне явился святой Георгий, демоноборец, и отворил себе вену вот здесь, на предплечье, совсем как она, и дал ей пить свою кровь, как она мне – свою… так его кровь стала ее кровью, а ее кровь – моей. А потом она обняла меня…
Из глаз девчонки вновь хлынули слезы.
– Обняла, как будто ее душа обнимает мою, а ее разум пронизывает меня насквозь обжигающим светом, ужасающим, прекрасным, полным любви. Казалось, я – точно чистая вода в прозрачной хрустальной вазе, только вместо вазы живое, любящее меня сердце. Казалось, мое старое тело погибло, а вместо него на свет родилось новое, с кровью святого Георгия в жилах, и его кровь преобразит меня. Научит отличать среди людей демонов в человеческом облике. Даст силы выйти на бой против этих демонов, злых тварей, несущих в мир боль и скорбь.
С этими словами она подняла склоненную голову, и в отсветах камина ее лицо приобрело обманчиво розоватый оттенок, хотя Лидия помнила, что кожа ее бледнее белого шелка.