Кровавые девы

Общий зал клиники недавно выкрасили в жуткий оттенок бежевого. На скамьях у одной из его стен расположились около двух дюжин человек – мужчин и женщин, в том числе женщин с детьми, сгрудившимися вокруг матерей, с младенцами в повязанных через плечо платках – в линялой, штопаной, нестираной одежде, которой вынуждены обходиться те, у кого каждый заработанный пенни уходит на жилье и дрова… и хорошо, если после этого остается хоть что-то на пропитание. Худобой все они превосходили даже беднейших из лондонских обитателей благотворительных ночлежек и клиник, вокруг поглядывали настороженно, будто привыкшие к жестокому обращению собаки. Глядя на них, Лидия вспомнила улицы, которыми их с мадам Вырубовой везли к этому обветшавшему зданию из желтого кирпича на Сампсониевском проспекте. Даже сквозь обнадеживающий туман близорукости было явственно видно, что эти трущобы, разросшиеся вокруг заводов и фабрик как гнойники, куда страшнее самых убогих, самых грязных кварталов Лондона.

– Прошу простить нас за вторжение, – сказала Лидия, когда доктор Тайс, покончив с осмотром, вымыл руки и потянулся к висящему на колышке сюртуку, дабы встретить посетительниц как подобает. – Не надо, – продолжила она, вскинув руку. – Мне вовсе не следовало к вам напрашиваться.

Впрочем, на самом деле нанести визит в клинику предложила сама мадам Вырубова: «Ну, разумеется, дорогая, доктор Тайс с радостью примет нас! Он всегда так рад…»

Еще бы: пожалуй, этой невысокой толстушке, по слухам – лучшей подруге императрицы и едва ли не члену императорской фамилии, он действительно всегда рад…

– Теперь-то я вижу, как много у вас дел куда более важных.

Мадам Вырубова с удивлением подняла брови – вероятно, о делах важнее ее чистосердечных стремлений изменить сей мир к лучшему ей не приходилось слышать уже довольно давно, – однако доктор взглядом поблагодарил Лидию за понимание:

– Весьма тронут вашей заботой обо мне, доктор Эшер. Однако при прошлой встрече вы, помнится, интересовались моими исследованиями… да и как же не обрадоваться возможности немного передохнуть, когда наша Аннушка проделала столь долгий путь, чтоб навестить нас?

С этим он низко склонился к руке мадам Вырубовой.

– Тексель!

На оклик Тайса из-за двери в дощатой перегородке, отделявшей от общего зала просторную комнату с выбеленными известью кирпичными стенами, выглянул он – тот самый человек, опознанный Джейми как агент германской разведки.

– Чай готов? Благодарю вас. Будьте любезны, объясните нашим друзьям, – попросил доктор, махнув рукой в сторону ожидающих на скамьях, – что я должен исполнить обязанности хозяина и вскоре, всего минут через десять, вернусь к ним.

– Бьен сюр[44], доктор.

Лидия с трудом сдержала желание вынуть из шитого бисером ридикюля очки и украдкой приглядеться к нему повнимательнее: без очков, да еще издали, все впечатления ограничивались высоким ростом, сутулостью, слегка длинноватыми руками, куцыми баками, свисавшими с подбородка, словно носки с бельевой веревки, да неопределенно-светлыми жидкими волосами, неаппетитно липшими к долихоцефалическому черепу. Даже голос его звучал как-то жидковато, с легким носовым призвуком, и вдобавок – хотя в тонкостях произношения Лидия разбиралась куда хуже мужа, особенно если все вокруг говорят по-французски, – выговор Текселя заметно отличался от акцента доктора Тайса.

– Если не ошибаюсь, вы говорили, что мистер Тексель тоже врач? – спросила она, следуя за Тайсом в лабораторию и дальше, в соседнюю с нею комнату чуть шире окна, служившую гостиной.

– Студент-медик, – ответил доктор и с чуть насмешливой полуулыбкой добавил: – И, подозреваю, из тех, кто взят на заметку полицией кайзера. Он, видите ли, эльзасец, из Страсбурга, и поначалу пришел ко мне лишь потому, что нуждался в работе. Однако со временем он, как и я, оценил в полной мере, сколь утешителен труд на благо ближнего.

«Вернее, так он сказал вам».

Кто-либо другой мог бы усомниться в способности Джеймса Эшера вспомнить лицо человека, которого он всего трижды, да и то мельком, видел семнадцать лет тому назад, но Лидия, знавшая, что экстраординарная память мужа на лица и мелочи в поведении нисколько не уступают его искусству разбираться в оттенках выговора, была уверена: обознаться Джейми не мог. Деталь же насчет разногласий с полицией кайзера, искусно упомянутая в разговоре, при явной неприязни доктора Тайса к Германскому Рейху вполне могла послужить ключом, отпирающим дверцу доверия вернее всякого «Сезам, откройся»… тем более Эльзас – это ведь одна из земель, отнятых Германией у Франции? Помнится, подруга Лидии, Джозетта, что-то об этом рассказывала, только что именно?