В обществах, изначально формировавшихся как «иммиграционные», возможность мультикультурализма была заложена в саму их природу. Однако последние десятилетия произошло существенное расширение его понимания, связанное с изменением расового и этнического состава иммиграционных потоков, львиную долю которых составили выходцы из третьего мира. Хотя в «иммигрантских» странах идея культурно гомогенной нации никогда не стояла во главе угла нациестроительства, в них также возникли серьезные проблемы, вызванные как собственно изменением расово-этнического баланса населения, так и потенциальным вызовом основам общества, исходящим от некоторых иммигрантских групп.
Вынужденный характер мультикультурализма на Западе нередко пытаются смягчить массированной пропагандой благотворности «взаимного опыления культур», культурного обогащения принимающих обществ. Однако плоды этой политики заставляют усомниться в столь благостной трактовке.
Одним из пионеров мультикультурализма в Западной Европе были Нидерланды – страна, славящаяся своей толерантностью, открывшая беспрепятственный въезд выходцам из голландской Вест-Индии, максимально облегчившая режим воссоединения семей и предоставления политического убежища. И вот как оценила итоги этой политики комиссия голландского парламента в своем докладе 2004 г. (то есть еще до того, как мусульманский фанатик прилюдно отрезал голову кинодокументалисту Тео Ван Гогу): «Политика, проводимая на протяжении 30 лет правительством страны, привела к созданию этнических гетто, уничтожила национальную систему образования и угрожает целостности государства»[383]. Согласимся, что такие достижения мультикультурализма, как кухня «фьюжн», свободное потребление каннабиса, стилевое разнообразие и культурные «фенечки» вряд ли перевесят на чаше исторических весов разрушение культурной и социальной ткани страны.
Неудивительно, что последние три года Нидерланды резко ужесточили иммиграционную политику. Более того, там подготовлен законопроект, предполагающий налагать крупные денежные штрафы на всех голландских резидентов, говорящих в публичных местах не на нидерландском языке. По существу, это стремление к культурной гомогенизации населения, характерное, как казалось, навсегда ушедшей в прошлое эпохе национальных государств.
Сомнительно, однако, что в Нидерландах и где-либо еще удастся открутить историческое время назад. Как любил повторять известный отечественный социолог А.Зиновьев: эволюция крупных социальных систем необратима. Еще более фантастична активно пропагандируемая известным российским комментатором глобализационных процессов В.Иноземцевым изоляционистская стратегия: закрыть Запад для миграции из стран третьего мира и вообще предоставить эти страны их собственной судьбе.
Дело даже не в абстрактных глобализационных императивах, размывающих границы и стимулирующих свободное перемещение товаров, денег и людей. В конце концов за товарными и финансовыми потоками не должно с необходимостью следовать очередное великое переселение народов. Проблема в демографическом сжатии и прогрессирующем старении европейского населения. По долгосрочным прогнозам, рост населения будет происходить во всех регионах Земли, за исключением Европы, где численность населения к 2050 г. сократится с 728 млн до 600 млн человек, а еще вероятнее – до 556 млн. Известно, что для воспроизведения существующего уровня населения требуется уровень рождаемости в 2,1 ребенка на женщину. Среди промышленно развитых стран (ПРС) такой показатель имеют только США, в то время как в Европе он составляет в среднем 1,4 ребенка: в Германии – 1,3, в Италии – 1,2, в Испании – 1,07 ребенка; в Японии – 1,32 ребенка. Но и столь скудная рождаемость достигнута преимущественно за счет иммигрантов: в развитых регионах мира они обеспечивают свыше половины демографического прироста, а в Европе – 89 %. Относительно высокий (по европейским меркам) показатель фертильности во Франции – 1,89 ребенка в 2000-2005 гг. – сдерживает прогрессирующее сокращение населения Франции, но не уменьшение числа французов.
Западное общество стареет: к 2050 г. средний возраст жителей ПРС составит 45,2 года (в том числе в Италии – 52, Японии – 53 года; и лишь в США – 40 лет), в то время как в беднейших странах мира - 27,1 года. Приблизительно треть населения Европы окажется старше 65 лет, а соотношение работающих к пенсионерам изменится с нынешних 5:1 до 2:1. Европа станет континентом старых людей, остро нуждающимся в массовой миграции для поддержания производства и сохранения существующей системы социальной защиты. Основными поставщиками эмигрантов на Запад останутся те же страны и регионы, что и сейчас, тем более что Юг в отличие от демографически разреженного Севера будет испытывать демографический «перегрев». «Новая» Европа и Россия испытывают аналогичные демографические трудности, нередко в усугубленном виде, поэтому их возможности экспорта рабочей силы в «старую Европу» заведомо ограниченны.