Кровь данов

Клоп заглядывал то в один, то в другой склеп, прихватывал пригоршню монет. Пока обедал у лекарки, прятал деньги в дальнем углу, прикрыв шкурами. Сколько дней так продолжалось, он не помнил. В одно утро вдруг все забегали, забрехали собаки — им, сволочам, никто языки не резал. Клоп как-то сумел спросить у лекарки, что произошло. Вместо ответа она вывела его на улицу и показала на гору вдалеке. А потом подняла лицо вверх и показала, будто воет.

«Волки, — догадался Клоп. — Волки стадо задрали. Или разогнали по окрестным ущельям».

Тогда многие горцы с собаками ушли второпях. И он решился. Они зашли обратно в дом. Когда Булочка отвернулась, он со всей силы ударил ее кувшином по голове. Кувшин разлетелся, а она рухнула ничком, не издав ни звука. Клоп достал золотые и серебряные монеты. Увязал их в узел. Вытряс из сумы лекарское барахло, оставив лишь горькую настойку. Уложил монеты. Выгреб весь порошок из сушеного мяса и корешков. Добавил все то зерно, что смог найти в комнатушке.

С уверенным видом, не глядя по сторонам, он прошел через всю деревню. Вышел из нее и скрылся за поворотом. Он шел и шел весь день, прислушиваясь и ожидая погони. Но никто не спешил ему вслед. Наконец он дошел до знакомого моста. Клоп вспомнил схватку, вспомнил свою встречу со страшным горным чудовищем и вздрогнул. Спустился под мост, чтобы наполнить пустые мехи водой. На одном из камней увидел аккуратно сложенный дорожный имперский плащ и крепкую палку, лежащую поверх. Когда-то в этом плаще щеголял Пиво, но снял его перед боем. А теперь Пиво кормит червей, как и вся остальная ватага. Только ему с Книжником и удалось вновь выкрутиться. Клоп пошарил вокруг, но больше ничего не нашел. Он запахнулся в плащ: к вечеру похолодало, и находка оказалась весьма кстати.

Крепко сжав палку, Клоп выбрался из-под моста. Чуть постоял на нем, осматриваясь. Тела горцы прибрали.

«Да, — подумал Клоп с гордостью. — В живых только мы с Книжником остались. А Арратой по-прежнему то ли раб, то ли пленник. Только я один свободен и с монетами. Только я один сумел умыкнуть горское золотишко».

Конечно, это не те горы золота, о которых мечталось. Но ему хватит. А если не хватит — он найдет нужных людей и вернется. Клоп осторожно пошевелил во рту обрубком языка. Уже почти не больно.

«Ничего, — пообещал сам себе Клоп. — За мой отрезанный язык вы мне еще заплатите. Заплатите не золотом мертвых, а своими жалкими жизнями! Вы еще узнаете мою месть! Колодезным-то горцам она не сильно понравилась — горяча больно. А дорогу к вам я запомню. Не заблужусь, если что».

Атриан

Олтер

Дядька Остах убедил меня, что мелкий гаденыш Хмутр всего-навсего фантазировал про военный поход своего отца-командующего в горы. Мол, сопляк просто так трепал языком. Врал, чтобы меня позлить. Но я-то видел, что наставник этими словами не меня успокаивает, а себя! Я притворился, что поверил. Все равно ничего не изменить. Тогда зачем нервы зря расчесывать?

Мы возвращались по опустевшим улочкам столицы провинции. Было непривычно тихо. Городской шум — неизменный спутник дневной жизни Атриана — куда-то делся. Никто не спешил навстречу, не обгонял торопливо, не перекрикивался через весь переулок, не расхваливал товар, не ругался. Город обезлюдел: оконные ставни закрыты, входные двери лавок заперты. Случилось невозможное: даже рынок примолк и не гудел привычной суетливой жизнью пчелиного улья. Весь Атриан был на арене, глазел на канатоходцев, хохотал, пил вино и пиво и наслаждался жизнью.

— Интересно, а сколько наши пайгалы заработали? — поинтересовался я.

— Это их доход за полгода, а то и за год, — словно оправдываясь, сказал Барат.

— Ты представь, сколько еще с них мытари сдерут! — добавил Йолташ.

— Ага. Эти-то кровопийцы своего не упустят! Сборы имперские, провинциальные и еще кое-кому на лапу, — неожиданно поддержал братьев наставник.

— Да я просто так спросил… — не успел я закончить фразу, как в воротах столкнулся с выходящим из имения Фраксом Хмутром. Увидев меня, он зло дернул щекой. Коротко, резко, словно на военном смотре, он поклонился и быстрым шагом прошел мимо. Я даже не успел ответить на приветствие.

— И чего это он? — задумчиво протянул я, оборачиваясь.

«Не врал Милиар, ой не врал, — подумал я. — Чую, какая-то каша заваривается. Крутенькая каша, густая».

На площади командующему Пограничной тысячей слуги подвели коня. Он лихо запрыгнул на него. Поймав мой взгляд, поджал губы, хлопнул коня по шее и умчал.

— Не любят порубежники горцев, — философски заметил Йолташ. Я давно приметил, что иногда из молчуна Йолташа нет-нет да и выглядывал задумчивый мыслитель.

— И откуда в них такая заносчивость? — пробормотал я.

Пока мы шли через весь сад к дому, то вспоминали наш недавний визит в дом Хмутров. Братья никак не могли забыть того, как охрана преградила им путь в особняк.

— Я уже готов был рубиться, — признался Остах. — Ты внутрь прошел, а эти крабы пучеглазые перед нами копьями машут!