Крошка, ты продаешься!

Это прозвучало так естественно, будто Маркусу было не привыкать проявлять заботу о нём, вот только Алекс не мог припомнить ни одного подобного случая за все годы их знакомства. Хотелось и пойти за ним, послушаться этого ровного уверенного тона, и воспротивиться – чисто из вредности, как в детстве, когда родители наказывают тебе надеть шапку, а ты снимаешь ее за первым поворотом от дома.

Алекс выбрал «пойти» из чистого любопытства. Очень вряд ли, что Хейккиннен собирался его отмутузить – они давно уже были не школьниками, тем более, за порчу «звезды» наказание было бы суровее, чем выговор от директора школы. Это Маркус тоже понимал. Наверное.

– Вся задняя стена исписана любовными посланиями мне и группе, – сообщил Алекс, чтобы не молчать. – Раньше я там писал тоже.

Он смотрел в спину впереди идущего Маркуса, хотя в резко наступившей темноте были видны лишь её очертания. С задней стороны автомастерской фонарей не было или Маркус их не включал, так что Алекс шёл за ним почти наощупь.

– И я, – запоздало отозвался Маркус, когда они всё-таки вышли на пятачок перед гаражом, освещенный тусклой лампочкой.

Прозвучало это так, словно Маркус признался, что не просто писал признания – их писали, кажется, все, а писал их именно ему, Алексу. Мысль была совсем глупая, такие как Маркус признаний точно не пишут, но Алекс не мог отделаться от этой идеи.

– Заходи, – снова поторопил его Маркус, когда пауза затянулась. – Можешь взять плед, я поставлю чайник.

Все это казалось совершенно нереальным, невозможным. Маркус Хейккиннен приглашает его к себе в мастерскую, предлагает плед и чай. Алекс хотел было думать, что всё это – часть какого-то розыгрыша, и что в мастерской сейчас обнаружится компания из тех, кто терроризировал его в школе, но там, конечно, никого не было.

Что-то ещё, помимо его всеобщей популярности, изменилось со времен школы. Возможно даже, что с приходом известности, он умудрился всё-таки завоевать уважение у Хейккиннена, а может, тому было просто любопытно пообщаться со звездой.

Такого интереса в жизни Алекса хватало. Как только его музыкальная карьера пошла вверх, к нему потянулись желающие так или иначе сблизиться, стать частью его успешной новой жизни. Кого-то Алекс посылал сразу, с кем-то действительно сходился. Как бы он не поносил в голове и вслух Матти, тот оказался в его жизни очень вовремя. Именно Матти открывал ему глаза на истинную сущность многих «приятелей», которые пытались оторвать себе кусочек Алекса или погреться в его лучах. Матти всегда оказывался прав – как ни банально, но всем этим ребятам был нужен не Алекс, а его известность.

Если Маркус теперь тоже такой, то… Нет. Алекс мотнул головой, отгоняя эту мысль. Он слишком давно знал Хейккиннена, чтобы поверить в такую перемену. Всё в его мире могло поменяться, но только не это: Маркус никогда не признавал чужой авторитет. Ему популярность Алекса наверняка была до лампочки, возможно – наоборот, отвратительна даже. А жаль.

Алекс огляделся: мастерская выглядела так, как он и представлял себе – инструменты, колёса, запчасти; в углу – стол, потёртый диван, тусклая лампа. В целом здесь было, пожалуй, уютно.

– Неплохо, – прокомментировал Алекс. – Всегда представлял себе, что тут больший бардак, а это не так.

Подумав, он всё-таки сел на краешек дивана.

– Отец любил порядок, приучил меня тоже, – нехотя пояснил Маркус, наливая воду в чайник из большой пластиковой бутылки.

Он щёлкнул выключателем, бряцнул чашками, доставая их из шкафчика над раковиной, зашелестел чем-то ещё, скрытым от глаз. Его спокойные неторопливые движения на мгновение даже заворожили Алекса. Всё происходящее от этого казалось ещё более нереальным: Маркус Хейккиннен готовит ему чай, он сам предложил это. Алекс не удивился бы, если бы прямо сейчас сработал будильник, и всё закончилось пробуждением.

– Почему «Страх»? – вдруг спросил Маркус, резко поворачиваясь к нему.

В тусклом свете лампы было плохо видно его лицо, но Алекс тут же почувствовал его тяжёлый выжидательный взгляд.

– Ну, дети, подвергающиеся буллингу, как я, испытывают бесконечный страх годами, – принялся объяснять Алекс, как на интервью, – этот страх постоянно живёт с ними, в них самих, он не проходит, даже когда они дома, даже во сне. Но я хочу сказать всем этим детям, что я испытал это и знаю: пройдёт время – и все изменится. Однажды те, кого боитесь вы, будут бояться вас!

Он надменно улыбнулся, как делал это много раз, рассказывая свою историю прессе.

– Получилось у меня, получится и у других слабых!

В глазах Маркуса тут же мелькнуло разочарование – это отозвалось неприятным уколом в груди.

– Хуита, – отбрил он безо всяких эмоций и снова отвернулся к вскипевшему чайнику.

Спустя минуту он небрежно сунул Алексу в руку горячую кружку, но даже не посмотрел на него, будто ему было неприятно, что он вынужден принимать у себя такого гостя.

– Ну так и чего тебе от меня было нужно? – спросил он, опершись о капот своей потёртой машины.

– Ничего, – надулся Алекс.