Крошка, ты продаешься!

Тем временем Хейккиннен и его новая пассия уселись за обычный столик Маркуса. Парень отчаянно краснел и бросал на всех затравленные взгляды, Маркус ел спокойно – как обычно, периодически что-то негромко говоря ему. Алекс неожиданно подумал, что парень этот никчёмный идиот – если бы он сам, Алекс, был на его месте, он бы не только не краснел и не стеснялся своего положения, но ещё и наверняка с радостью показал бы всем средний палец, как бы говоря: «Выкусите, сучки»! Может быть, он даже сказал бы это вслух. И наверняка первый целовал бы Маркуса у всех на глазах. На каждом перекрестке и в коридорах школы. И точно не прятал бы засосы, втягивая шею в плечи, будто бы такая метка – что-то позорное или недостойное.

В этот момент Хейккиннен, видимо, заметив очень уж пристальное внимание от столика в углу, нашёл Алекса взглядом. Тот не удержался и скривился, показывая жестами, что его тошнит от Маркуса и его парня.

Маркус сразу же набычился, состроил в ответ ужасно страшную и злобную рожу. Он выразительно провел большим пальцем по горлу, как бы обещая Алексу скорейшую жестокую расправу. Парень Маркуса, заметив этот их с Хейккинненом невербальный обмен «любезностями», весь напряжённо застыл, прекратил обедать, потупил глаза и опустил вилку. Ему явно было неловко и страшно, Алекса это только забавляло. Пацан сказал что-то – очевидно очень тихо, потому что Маркусу пришлось наклониться к нему, чтобы услышать. Уже отстраняясь, он неожиданно выкинул совсем уж бесстыдную вещь. Снова зыркнув на Алекса, Маркус грубо засосал бедного парня прямо в столовке на глазах у всех.

Алекс понял, что теперь сам краснеет. Это было так вызывающе и пошло, так нарочито, что оставаться равнодушным не было никакой возможности. Алекс хотел бы не смотреть, но не мог – поцелуй и руки Маркуса на чужой шее будто гипнотизировали его.

Послышались одобрительные возгласы – всем понравилось шоу. Алекс не выдержал, вскочил на ноги, роняя стул, и стремительно поспешил на выход.

Именно тогда – по пути из столовой – Алекс решил отомстить. Любой разумный человек спросил бы, причём тут месть, ведь Маркус просто целовал своего парня. Но Алекс был уверен, что это было не так. Нет. Маркус не просто целовал своего парня, он целовал его только для того, чтобы вывести из себя Алекса! Он делал это нарочно и заставил Алекса позорно сбежать. В их войне такие провокации были привычным делом, только в этот раз, по мнению Алекса, Маркус зашёл слишком далеко. Пролетая по школьным коридорам на выход, гонимый своими яростными мыслями, Алекс не думал, почему именно поцелуй кажется ему самой неприемлемой из возможных выходок, – его грудь жгла жажда чужой крови, а лучше – чужого позора.

«Раз уж ты такой открытый…» – мстительно приговаривал он, выводя первую букву на капоте чужой машины.

Да, возможно это было мелочно, низко и подло, как удар в спину. Но Алекс готов был делать это снова и снова, лишь бы только не чувствовать ничего другого, кроме ненависти, лишь бы не слышать слабенький и робкий голосок в голове.

«На самом деле ты завидуешь и хотел бы быть на его месте».

***

– Нет!

Панический крик отразился от стен мастерской, Алекс даже не понял сразу, что принадлежал он ему. Он во все глаза уставился на Маркуса, но тот продолжал выглядеть каким-то будто бы неестественно невозмутимым, каким он никогда не был. Раньше Маркуса было легче понять, как помнилось Алексу. Теперь же выходило, что все эти годы он не понимал совершенно ничего. Или это была новая изощрённая издевка от Маркуса.

– Это неправда! – выдохнув, уже не так истерично и громко произнес Алекс. – Ты так говоришь только потому, что я хренова рок-звезда! «Теперь я стал удобным для вашей любви»! – процитировал он свои же строчки. – Знаешь, сколько сегодня вокруг меня таких же «влюбленных» с первого курса? – он пальцами изобразил кавычки. – Ты очень удивишься, узнав их имена!

Алекс нервно прошелся взад-вперед по мастерской, взъерошил волосы. Он слишком нервничал, тема, поднятая Маркусом, задевала слишком много старых и свежих ран.

– Я тебе не верю, – припечатал он. – Никому из вас!

Новое знание грозило перевернуть всё и сразу, превращая их в общем-то обычную историю взаимной школьной вражды в ещё более банальную историю о неразделённой юношеской любви и всех вытекающих отсюда проблемах и комплексах. Плодотворная тема для новой песни или даже альбома, как сказал бы Матти. Кошмар наяву для Алекса.

– Уходи, – между тем повторил Маркус, игнорируя его зарождающуюся истерику.

Он демонстративно отвернулся к верстаку, начал перебирать какие-то инструменты. Слишком дешевый трюк.

– Ты не сказал мне ни одного доброго слова за все эти годы, – процедил Алекс, закипая все больше. – Был моим самым страшным кошмаром! Любовь?! – он истерично расхохотался. – Да ты же трахал всё, что движется!